– Спаси меня, Дебора! – молил граф, не обращаявнимания на подошедшего к постели священника. Однако по прошествии времени,почувствовав приближение последнего часа, побледневший, истекающий кровью графдрожащей от лихорадки рукой поманил к себе священника и объявил, что его жена –ведьма и всегда была таковой и что ее мать сожгли по обвинению в колдовстве, аон теперь страдает за их прегрешения.

Священник в ужасе отпрянул, полагая, что столь страшныеобвинения не более чем бред умирающего, ибо многие годы этот святой отецвосхищался графиней и жил за счет ее щедрот. Однако старая графиня приподняласына за плечи и, усадив поудобнее в подушках, велела:

– Говори, сын мой.

– Ведьма, вот кто она и кем всегда была. Она сама вовсем мне призналась, коварно околдовывая при этом, притворяясь невинной молодойневестой и плача на моей груди. Хитростями и уловками она привязала меня к себеи приобщила к своим злым деяниям. Еще в Шотландии, в городке Доннелейт, матьобучила ее черной магии и там же впоследствии была сожжена прямо на глазах удочери.

Своей жене, которая, рыдая, стояла на коленях у его постели,закрыв лицо руками, граф крикнул:

– Дебора, ты видишь мои мучения! Во имя Господа нашего,ответь мне! Ты спасла жену пекаря, ты спасла дочку мельника – почему же ты нехочешь спасти меня?

Граф впал в такое неистовство, что священник не смог датьему последнего причастия, и граф умер, изрыгая проклятия. Воистину ужаснаясмерть.

Едва закрылись его глаза, графиня словно лишилась разума:она звала мужа, заверяла его в своей любви, а затем как мертвая рухнула на пол.Дети – сыновья Кретьен и Филипп и дочь Шарлотта – бросились к матери, пытаясьутешить ее и привести в чувство, но она продолжала лежать в полном оцепенении.

Однако старая графиня запомнила последние слова сына ивремени даром не теряла. Она тут же направилась в покои Деборы и обнаружила вшкафах не только мази, отвары и прочие лечебные снадобья, но и некую страннуюкуклу – грубо вырезанную из дерева, с костяной головой, на которой былинарисованы глаза и рот, а сверху приклеены черные волосы с вплетенными в нихмаленькими, вырезанными из шелка цветочками. Старая графиня в ужасе швырнулакуклу на пол, уверенная, что та может быть предназначена только для совершениязлых деяний, – слишком уж она походила на кукол, которые крестьяневырезали из рога для своих древних обрядов в праздник костров[1], против чеговсегда яростно выступали священники. Открыв другие шкафы и ящики, стараяграфиня увидела неисчислимое количество драгоценных камней и золота – россыпью,в шкатулках или в шелковых мешочках; все это богатство, по словам старойграфини, невестка намеревалась украсть после смерти мужа.

Дебору немедленно арестовали, а старая графиня повела внуковна свою половину, дабы объяснить им суть и природу неожиданно открывшегосястрашного зла и побудить их выступить вместе с ней против матери-ведьмы, темсамым избавив от опасности собственные невинные души.

– Только ведь все прекрасно знали, – добавил сынвладельца постоялого двора, самый разговорчивый из всех собравшихся, – чтодрагоценности принадлежали молодой графине и что она привезла их из Амстердама,где была замужем за богатым человеком, но потом овдовела. А наш граф, до тогокак отправился на поиски богатой жены, помимо приятной наружности имел за душойлишь отцовский замок и землю и щеголял в потертой одежде.

Ты даже представить себе не можешь, Стефан, как больноранили меня эти слова. Но будь терпелив, а я продолжу свое повествование.

После заявления молодого человека со всех сторон послышалисьгорестные вздохи.

– Графиня всегда была щедрой и не тряслась над своимзолотом, – сказал один из присутствующих. – Она не отказывала впомощи никому – достаточно было только прийти к ней и попросить.

– Нет сомнения, она – могущественная ведьма, –заметил другой. – Иначе как смогла бы она подчинить себе столь многихлюдей, в том числе и графа?

Но в тоне говорившего не было ни страха, ни ненависти.

Стефан, у меня голова шла кругом.

– Выходит, деньги теперь находятся у старойграфини, – констатировал я, отчетливо понимая истинную причину старухиныхкозней. – Но умоляю вас, скажите, что сталось с той куклой.

– Исчезла! – хором, словно на литании в соборе,ответили мои собеседники. – Исчезла…

Однако Кретьен поклялся, что уже видел это чудище и знал,что оно от сатаны, а также свидетельствовал, что мать разговаривала с куклойточно с идолом.

Затем собравшиеся вновь зашумели и загалдели все разом. Ихпылкие речи сводились к тому, что еще до знакомства с графом прекрасная Деборапочти наверняка умертвила своего амстердамского мужа, ибо именно так поступаютвсе ведьмы, а кто станет отрицать, что она ведьма, после того как открыласьправда о ее матери.

– Но доподлинно ли доказана истинность всего, чторассказывают о смерти матери Деборы? – не унимался я.

– После того как графиня подала апелляцию в парижскийпарламент, оттуда прислали запрос в Тайный совет Шотландии и получилиподтверждение того факта, что более двадцати лет назад в Доннелейтедействительно сожгли некую шотландскую ведьму, а ее оставшуюся в живых дочь,Дебору, увез с собой какой-то странствующий богослов.

Мое сердце словно перестало биться, ибо я понял, чтонадеяться больше не на что. Разве можно найти более сильный аргумент противграфини, чем свидетельство о том, что ее мать когда-то сожгли как ведьму? Инужно ли после этого спрашивать, как отнесся парижский парламент к ееапелляции?

– Да, все оказалось правдой, и вместе с официальнойбумагой из Парижа прислали небольшую книжицу с картинками, которая до сих поршироко распространяется в Шотландии. Так вот, в ней рассказывается о злойведьме из Доннелейта, которая была повитухой и считалась искусной знахаркой,пока не раскрылись ее дьявольские занятия.

Стефан, если ты до сих пор не узнал из моего рассказа ту самуюдочку шотландской ведьмы, тогда ты просто забыл всю историю. Но у меня в тотмомент отпали последние сомнения – здесь не могло быть ошибки. «Моя Дебора…» –беззвучно прошептал я, чувствуя, как сжалось сердце.

Заявив собравшимся, что в свое время мне довелось статьсвидетелем многих казней и в будущем я надеюсь увидеть еще не одну, я попросилназвать имя шотландской ведьмы, пояснив, что, возможно, в ходе своихисследований уже читал материалы по ее процессу.

– Мэйфейр, – ответили мне. – Сюзанна изМэйфейра, которая, за неимением фамилии, называла себя Сюзанной Мэйфейр.