Впервые и всерьез, как мне тогда казалось, я влюбилась в пятнадцать лет. Он был новеньким в нашей школе, его звали Алеша. Худой и долговязый; если долго в упор рассматривать, он начинал краснеть. На мои взгляды Алеша быстро ответил взаимностью, и следующие полгода мы не расставались. Он покупал мне мороженое, а я, узнав, что он заболел, приносила ему апельсины, на которые у него жуткая аллергия, но я всегда об этом забывала. Вместо того чтобы идти после школы домой, мы спускались к речке, сидели на берегу, дурачились, фотографировали, шептали друг другу вечные клятвы и объяснения в любви. Девочки страшно мне завидовали – новенький считался красавчиком, и у многих популярных барышень были на него планы. Но я была влюблена не в его популярность. Он казался мне невероятно трепетным, нежным, идеальным бойфрендом для пятнадцатилетней девушки, начитавшейся любовных – пусть и хороших – романов. Мы звонили друг другу на ночь и загадывали сны: он рассказывал, что приснится мне, а я – ему, и все сбывалось. Если телефон не работал – это было ужасно, кошмарно, не вытерпеть до завтра. Я, вечная отличница, делала за него уроки, даже вела дневник, и когда он получал плохие оценки – влетало от его классного руководителя мне, а не ему. Мы бегали среди урока на последний этаж школы и поднимались по лестнице, где никто не видит, чтобы поцеловаться и сразу разбежаться по кабинетам. Я писала контрольные и на перемене отдавала Алеше – его класс обычно писал следующим. Однажды я диктовала им тесты, и все-все написали на хорошие оценки, кроме него. Потому что только он не видел моих подсказок: я щелкала пальцем на правильном ответе по сборнику с тестами незаметно для преподавательницы. Ради него старалась, а он один, дурачок, их не сдал. В моей комнате был большой шкаф, мы забирались в него и шептались часами. Рассказывали секреты, не представляли, что однажды сможем друг без друга, совсем не представляли, но часто ли первая школьная любовь длится всю жизнь?

На летние каникулы родители повезли меня и брата в Москву. Огромная, захлестывающая, пугающая – мне поездка казалась индустриальным сном, а не явью. Иногда у меня кружилась голова от потока людей, от шумного метро, от беспрерывного движения. Невыносимо скучала по дому, по школьным друзьям и, конечно, по своему кроткому возлюбленному. Все накопленные деньги потратила на шоколад, сувенирные открытки и прочую ерунду – Алеше. Предвкушала свое появление в школе – новые лаковые туфли с бусинами в три ряда, атласная блузка и внутренняя обновленность, с которой возвращаешься после каникул. Еще в школьном дворе увидела в толпе Алексея, подлетела к нему, даже не пытаясь скрыть ни радости своей, ни воодушевления, но как только он увидел меня, как только посмотрел, я вдруг поняла – что-то произошло. Это какой-то другой Алеша, не тот, с которым мы болтались у речки, звонили друг другу перед сном и целовались в подъезде вечерами. Он даже не поздоровался – просто развернулся ко мне спиной и продолжил разговор с одноклассниками.

Не помню, как я высидела четыре урока, что говорили учителя, что спрашивали о поездке в Москву одноклассницы, все плыло перед глазами от снедающей обиды, от непонимания – что произошло? После уроков я стояла в вестибюле, ища его в шумной, еще веселой и полной сил после каникул толпе. Схватила за рукав – пролетающего мимо, потянула: «Алеша?» Я, казалось мне, была готова ко всему – к обвинениям, к разговору, даже к извинениям, я простила бы его тотчас, скажи он мне, что рассердился, но он отдернул руку: «Отвали».

По школе поползла череда слухов. То одна, то другая «подружка» с плохо скрываемым удовольствием пересказывала мне их, а я лишь молчала и слушала. Картина была следующей: летом мой застенчивый возлюбленный стал встречаться с красивой длинноногой блондинкой Юлей, глупой, но эффектной. Их видели каждый вечер в школьном дворе, она сидела у него на коленях, а он бесконечно ее целовал – еще бесконечней, чем меня, если верить слухам. Мне не хватало злости заставить всех прекратить говорить со мной о нем. Не хватало злости поднять глаза, когда он проходил мимо или оказывался неподалеку. Все, чего мне хотелось, – это исчезнуть, вычеркнуть себя из происходившего – так мне пятнадцатилетней было больно. По ночам, когда все думали, что я уснула, я тихо пробиралась к столу, включала настольную лампу и писала дневник, заливая его слезами. Я жалела себя, а разве можно не жалеть, когда ты девочка и когда с тобой так? Но все проходит – и мое первое разочарование тоже со временем поблекло. «Что ж, – думала я, – значит, это не он». Лишь по-прежнему немного учащалось сердцебиение, стоило ему пройти мимо меня, заставляя руки предательски дрожать.

Так прошел учебный год. В актовом зале начались репетиции последнего звонка, мы, восьмиклассники, готовили отвальную девятым классам. Я сидела одна, обложенная бумагами, – написание сценария, как всегда, выпало на мою долю. В зал ввалилась шумная толпа репетирующих – с Ним во главе. Разместились передо мной, даже не заметив, я лишь сильнее вжалась в кресло – ну и хорошо, что не видят.

– А что, – вдруг выпалил мой скромный краснеющий мальчик таким голосом, которого я у него никогда не слышала, – эта жирная корова еще не пришла? Ей отдельное приглашение нужно? Сказали же, к двенадцати в зале быть!

– Ты про Давыдову? – тихо переспросил долговязый, косящий на один глаз Дима.

– Про кого же еще! Фу, бесит. Припрется щас, опять начнет своими телесами на сцене трясти и визжать, как потерпевшая: вы не так поееете, вы не то говорииите! – передразнил меня бывший возлюбленный.

– Хорош, Леха, – тихо остановил Дима, – нельзя так про девушку.

– Кто девушка? Давыдова? Да она уже давно не девушка, я точно знаю!

Наверное, нужно было дослушать до конца. Наверное, тогда бы я узнала, какого мнения вчерашний мой милый друг о моих сексуальных способностях, которые, впрочем, Алексею были не известны, да и мне самой, чего уж там. Но обида сдавила горло так, что не только слушать – дышать стало невозможно. Я встала, подошла к нему со спины, тронула за плечо, он развернулся удивленно, узнав – вдруг перекосился весь то ли стыдливо, то ли испуганно, а затем я влепила ему пощечину. Театрально, наверное, но я сделала то, что мне ужасно хотелось сделать. Потому что до этого момента я отказывалась верить услышанному. «Нет, – думала я, – он не мог так нарочно меня обидеть, я сама в чем-то виновата». Может, я недостаточно для него хороша, умна, красива, наконец, что, не видя меня целый месяц, он вдруг разлюбил меня, разжелал со мной быть, и это полностью моя вина, не его, а не смог объясниться – понятно, это всегда сложно. О, как я его оправдывала! А он оказался обычной дрянью. Собственно, первой сволочью на моем жизненном пути.

Моей рукоприкладной бравады хватило ненадолго. Через несколько минут я рыдала в подсобке кабинета истории, пока испуганная классная руководительница не привела Сашу, сгребшего меня в охапку. Саша увел меня к себе домой, его мама напоила меня чаем и отправила нас к нему в комнату, где я битый час плакала на Сашином диване, кляла себя, Алексея и всех «мужчин», вместе взятых.

На следующий день в школе меня встретил Алеша – он ждал в вестибюле, увидев меня, подошел, виновато отводя в сторону глаза, процедил сквозь зубы извинения и, судя по тому, что дурацкие слухи вскоре умолкли, он прекратил злословить на мой счет. Не знаю, что на него подействовало: возможно, ему стало стыдно за то, что он оскорбил меня в моем же присутствии, впрочем, не подозревая об этом, возможно, пожалел меня – наверняка ему донесли, что я потом плакала. Но скорее всего, за меня вступились – наверняка тот самый тихий Дима, всегда, даже после нашего расставания с Алешей, остававшийся вежливым со мной, – когда толпа мальчишек из их класса пролетала мимо меня, улюлюкая и сыпля оскорбления в мой адрес, он всегда здоровался и улыбался. Как бы то ни было, факт оставался фактом – после этой истории все прекратилось: и слухи, и стадное поддразнивание, – мы доучились с Алешей в параллельных классах до конца восьмого, и на последнем звонке он даже подошел ко мне, краснея и переминаясь с ноги на ногу, и пригласил танцевать. «Извини, – ответила я, – но меня уже пригласили». Я развернулась и увидела Сашу – он стоял, как всегда, в окружении симпатичных одноклассниц, возвышаясь, – выпускник, уже выбравший институт и уверенный в себе до последнего жеста. Я пошла к нему, качаясь на новых высоких каблуках, умоляя внутренне: «Только не подведи». Тронула за руку: «Потанцуем?» Он удивленно взглянул на меня, но понял все без слов, согласно кивнул, взял меня за руку и повел в центр зала.