Алешу я больше никогда не видела. После восьмого класса он перешел в другую школу, а потом, поговаривают, и вовсе уехал из страны. Но это меня больше не волновало. Однако все мои последующие влюбленности были как под копирку: милые, воспитанные мальчики, чуть ли не рожденные в костюмах не по размеру и в нелепых галстуках, разговоры о книгах, кино, поверхностные умы, трогательные признания. Да и не сильна я оказалась в романтических отношениях – либо я, либо мне наскучивали раньше, чем я успевала понять, так ли мне важен этот человек. Никто больше не обижал меня так сильно, чтобы я плакала. Никого больше я не подпускала к себе так близко, чтобы я плакала. Гораздо интереснее мне было таскаться на репетиции брата с Сашей – сначала напоминавшие самодеятельность, но позже, все больше и больше, серьезный музыкальный проект. Кто бы мог подумать, что из этого начинания что-то выйдет – но вот они уже дают концерты, до хрипоты спорят о новых аранжировках и не мыслят себя без музыки. Я привыкла к грохоту – усаживалась в углу на подушках, читала, даже порой дремала. Неважно, насколько они были хороши, – мне нравилось находиться с людьми, которые любят свое дело. Конечно, я завидовала. Немного. Хотелось быть частью их группы – но получалось лишь какой-то групи,[4] хоть и с привилегиями. И хотя Кирилл всегда говорил, что тексты в рок-музыке не играют особой роли и требования к ним гораздо ниже, чем к поэзии в принципе, тот факт, что он разрешал мне писать слова для их песен, делал меня невероятно счастливой.

Что касается талантов, у меня, бесспорно, был один: оставлять всех бывших и даже потенциальных парней в своем окружении, всегда готовых помочь, выручить, сопроводить. Наверное, я умела хорошо расставаться или отказывать: без скандалов, взаимных обвинений и смертельных обид, успев оставить о себе теплые, не омраченные ничем воспоминания. Саша считал по-другому: я оставляю шанс и вожу за нос молодых людей, потому что мне очень важно казаться хорошей. «Расставила бы все точки над “и”, – говорил он, – и больше бы их не видела». Проблема заключалась в том, что этих точек я не очень хотела. Приятно все же иметь кого-то под рукой – пусть и для небольших поручений. Разве не получали они от этого удовольствия? И если нет, если видели в этом лишь шанс перевести дружеские отношения в другую плоскость – моя ли это проблема? «Ты – как все женщины», – почти осуждал меня Саша. Но как бы он меня ни стыдил, как бы я сама ни сокрушалась, что злоупотребляю расположением парней ко мне, – мое поведение не менялось. В конце концов, приятно быть со всеми в хороших отношениях. Впрочем, Саша тоже спешил мне на помощь, особенно если речь шла о ноутбуках, вайфай-роутерах и прочих гаджетах, стоило которым поломаться или выйти из строя, как у меня начиналась форменная паника. Саша лишь на досуге занимался группой, в основное время зарабатывая на жизнь в IT – как и добрая часть харьковской молодежи, а потому все эти – для меня глобальные – проблемы мог решить одним щелчком пальцев.

Было около десяти вечера, но мне предстояла длинная рабочая ночь, когда экран ноутбука вспыхнул и тут же погас.

Я позвонила Саше – в панике затараторив в трубку о том, что поломка ноутбука может разрушить мою счастливую жизнь, лишить заработка, выгнать на панель и привести в итоге к смерти от передозировки. «Ты хочешь, чтобы я пришел?» – спросил он. «Нет, Саша, я не хочу, чтобы ты приходил, я хочу, чтобы у меня заработал ноутбук, а для этого ты должен прийти и починить его».

Иногда я вела себя ужасно. Не потому, что знала – мне не откажут, а скорее потому, что мне казалось, там, на том конце, знают, что я безгранично ценю их поддержку, любовь и заботу, что не представляю жизнь без этих людей, люблю их и завишу от них, и только капризничая, пренебрегая для вида, я могла казаться себе более независимой, более защищенной. Но кем я была без брата и Саши? Никем. Саша прощал мне все и всегда. Не потому, что был в принципе мягок ко мне (а он был), а потому, что он, как никто другой, знал, что я боюсь выражать свою привязанность. Что мне важно притворяться независимой и уверенной в себе. Мою напускную самоуверенность он прекрасно чувствовал – и это сильно облегчало наше общение. Но, видимо, в тот раз я была слишком самонадеянна, слишком полагалась на его проницательность, терпеливость и снисходительность и где-то перебрала – с сарказмом, иронией, дурацкими шуточками, поэтому он сказал: «Нет».

– Нет, – сказал он, – Лена, я не бюро услуг.

С меня тут же слетела спесь.

– Саша, но я не то имела в виду. Ты обиделся? Я не хотела! Мне очень нужна твоя помощь!

– Тебе нужна помощь в починке ноутбука. Тебе нужен не я, а компьютерный мастер. Обратись к кому-нибудь другому.

– Обиделся? – зашептала в трубку виновато. – Ты на меня обиделся? Я что-то не то сказала?

– Давыдова. У меня нет на это времени. Удачи в ремонте.

Когда он положил трубку, мне сразу же захотелось перезвонить, триста раз извиниться, дождаться, когда он снова пошутит, удостовериться, что все хорошо, все как прежде и он не злится на меня. Но я не решилась. Я понимала, что он не из тех людей, которые обижаются и копят обиду, да и повод пустяковый, мужской обиды точно не заслуживающий. Но мне было стыдно – я перегнула палку с показным пренебрежением, и он имел полное право прекратить со мной разговор. Что и сделал.

Через полчаса приехал мой давний поклонник, пухлый парень в очках. Он минут сорок копался в системе и наконец заставил мой ноутбук заработать. Мы сидели на кухне, я поила его чаем в благодарность, когда позвонил Саша:

– Ладно. Рассказывай, что случилось.

И снова откуда ни возьмись мое напускное пренебрежение:

– Справилась без тебя. Уже все починили, спасибо, что спросил.

– Хорошо, – только и сказал он. – Хорошо.

Он положил трубку, и только тогда я поняла, что мне очень было нужно, чтобы в тот вечер приехал именно Саша. Так случается с некоторыми людьми – иногда они значат для тебя гораздо больше, чем тебе бы хотелось.

Порой без видимых причин мне кажется, что все изменилось. Все смотрят на меня по-другому, воспринимают иначе, все не так, как прежде, а мне очень нравилось, как было прежде. Уже неделя, замечаю я, как брат не написал мне ни слова, две недели, как ни сообщения от Саши. А если учесть, что у меня нет личной жизни, единственными мужчинами в ней остаются брат и его лучший друг. Стоит сказать такое вслух – сразу понимаешь, как странно это звучит: жалко и круто одновременно.

В конце марта в Харькове еще долго до весны, так, жалкие намеки. То вдруг повалит хлопьями снег, то спустя пару часов пойдет проливной холодный дождь, ничто не предвещает тепла. В такие дни мне особенно жалко себя. Я уже почти три дня не выходила из дома, завалив себя работой по самое горло, ни с кем не общаясь и втайне надеясь, что вот-вот кто-нибудь нарушит мое уединение и позовет меня туда, где можно без причин смеяться, громко говорить, размахивать руками, пить сухое красное, заказывать китайскую лапшу и вздыхать, что на следующий день мы все непременно «пожиреем об этом». Поэтому, когда телефон задрожал от оповещения в соцсети: «Ленка, мы в “Пентагоне”, играем, приходи», я не раздумывала ни секунды. Уже через час я сидела в обществе таких же странных, как сама, знакомых, пыталась разобраться в новой настолке и медленно цедила джин с тоником, не заметив, как опьянела. Все были готовы расходиться уже в одиннадцать вечера, а во мне только разыгралась жажда глупого бестолкового веселья. Я взяла телефон и набрала номер Саши – он готов стерпеть меня в любое время суток.