— Ладно, разберусь с теми людьми, — повел головой Сухарев в сторону секретаря, что сидел у окна за небольшим неустойчивым столиком и держал наготове перо, регулярно обмакивая его в чернильницу, очищая о суконную тряпицу, всем видом показывая готовность выполнить любой приказ, — запиши для пущей памяти. — Секретарь, с усердием наклоня напомаженную голову, заскрипел по толстой, местной выделки, бумаге, выводя аккуратные буквицы. Все у вас? — спросил губернатор купцов, в очередной раз кинув взгляд на часы, где стрелке осталось пройти лишь одно деление до начала долгожданного обеда.

— Никак нет, ваше высокопревосходительство, — твердо выговаривая слова, заявил самый пожилой из них, Евсевий Медведев.

— А ты на кого жалуешься? — брезгливо сморщился Сухарев, приготовившись выслушать очередную тираду о лихоимстве.

— Прошение у меня, ваше высокопревосходительство, — вздохнул тот, и губернатор понял, что безнадежно опоздает на обед, а значит, опять встретит насупленную жену, которая из–за своей врожденной немецкой пунктуальности не терпит опозданий и тем более отговорок о долге, службе и прочих пустяках, которые для нее, женщины, были не более чем скучными делами.

— Говори, чего просишь, — ободряюще махнул в сторону Медведева рукой Алексей Михайлович.

— Дозволения прошу вашего бумажную фабрику открыть, — чуть кашлянув, сообщил купец.

— Фабрику, говоришь? — удивленно поднял брови губернатор, не найдя сразу, что ответить. — Зачем тебе фабрика?

— Как зачем? — в свою очередь недоуменно переспросил Медведев. — Бумагу на ней выделывать стану.

— И добрую бумагу али как эта? — ткнул в сторону секретарского стола пальцем Алексей Михайлович.

Медведев чуть прищурясь посмотрел на лист, по которому торопливо бегало остро отточенное перо, и неожиданно широко улыбнулся.

— Так и думал, что ваше превосходительство о том спросит. Худая бумага и стоить мало будет, а за хорошую и цену добрую дадут.

— Правильно говоришь, — согласился Сухарев, не отрывая глаз от часовой стрелки: она уже достигла самого центра отметки "12" и теперь медленно начинала преодолевать ее, напоминая губернатору о сведенных к переносью тонких бровях жены. — Чего от меня хочешь?

— Так, я говорю… Соизволения вашего испрашиваю.

— Где фабрику ставить думаешь? — Сухареву было абсолютно все равно, где купец замыслил ставить, будь она трижды неладна, свою фабрику, хоть у черта на куличках, лишь бы скорее заканчивал, но, будучи человеком государственным, он должен был вновь и вновь задавать вопросы, вникать в суть дела.

— Заимка у меня имеется, от отца еще осталась, возле татарских юрт на речке Суклемке. Там и думаю…

— Суклемке, — вслед за купцом повторил Алексей Михайлович, хотя совершенно не представлял, где то место находится. — Работников нанимать станешь али как?

— Прикупить бы десяток человек, — заискивающе поглядел на губернатора купец.

— А сам не знаешь, что не дозволено тебе, податному человеку, крепостных иметь? Не дворянин, поди.

— Иначе фабрику не пустить, — тяжело вздохнул Медведев.

— Нанять можно, — подсказал ему Нефедьев.

— Толк какой? — возразил Михаил Корнильев. — Они, коль им чего не по нраву, то ноги в руки и айда, куда глаза глядят. Лучше и не пробовать.

— Инородцев в услужение покупать дозволено, — намекнул Медведев и выразительно посмотрел на Сухарева.

Покупать инородцев в Сибири могли негласно практически все состоятельные люди, определяя их в прислугу или еще куда. Главным образом скупали детей у тех же киргизов или калмыков, реже у остяков, воспитывали их, оставляли у себя на службе, коль те сами не противились. И хотя у всех купцов, да и у богатых мещан жили в работниках без паспортов молодые парни и девки, все закрывали на то глаза, включая самого губернатора. Но никаких прав на малолетнего инородца здесь у русского человека не было, не то что в России, где господа владели целыми селами и деревнями и, самое главное, владели законно, с занесением того права на казенном документе, могли передавать своим наследникам или продать, подарить. Тут же, в Сибири, когда случалась нужда в работных людях, хоть закричись, предлагай любые деньги, а нужных людишек не найдешь. Сейчас Медведев предлагал, не стесняясь, без обиняков что–то не совсем законное, но что именно, Сухарев уловить пока не мог.

— Не пойму тебя, — потирая платком горячий лоб, переспросил он купца, о чем речь ведешь?

— Татарские юрты там поблизости стоят, — осторожно пояснил тот, — я уже с муллой говорил, что молодых парней и девок к себе на работу возьму, платить стану…

— И что мулла?

— Согласие дал.

— Так то дело полюбовное — ты нанял, они согласны. А мое разрешение тебе к чему? — ничего не понимая, переспросил купца Сухарев.

— По закону все оформить, татар тех к фабрике приписать, а то сбегут через неделю, и не воротишь ничем.

— Нужна городу добрая бумага, чтоб в иных местах ее не покупать, поддержал Медведева Корнильев.

— Нужна, нужна, — вслед за ним закивал и Нефедьев.

— Н-да! Задал ты мне, братец, работу, — покрутил головой Сухарев. Теперь до него окончательно дошло, о чем просит купец: выдать грамоту о приписке татар к фабрике. А татары, будучи людьми законопослушными, верят каждой бумажке, на которой красуется двуглавый орел, хоть с медного пятака его переведи. Понятно, купец найдет способ отблагодарить его за тот документ, но зря он начал при секретаре, при остальных купцах тут сидящих. Зря. — Не знаю, как и быть, — помялся Сухарев, — о пользе для города верно говоришь, но и супротив закона идти не хочу. Извини, братец.

— А нельзя ли, ваше высокопревосходительство, — осторожно заговорил Михаил Корнильев, — колодников, да беглых людей к нему на фабрику на первое время определить?

— И сколь человек возьмешь? — поинтересовался губернатор, но от его внимания не ускользнуло, что купцы удивительно быстро переключились на колодников, не стали больше настаивать на приписке к фабрике татар. Видать, продумали все заранее и теперь играли с ним, как с мальчиком в лапту, словно заставляли кидаться из одного угла в другой.

— Поболе сотни, — ничуть не раздумывая, отвечал Медведев.

— Сколько? — опешил Сухарев. — Сотню? А кормить их кто станет? А охрану нести? Думай, чего говоришь.

— Уже подумал. Справлюсь, да и вы поможете.

— Да кто ты таков, чтоб я, государев слуга, тебе помогать стал? вспылил моментально Алексей Михайлович, и мысли об обеде уже более не занимали его.

— У других купцов в работниках по много колодников содержится, — упрямо гнул свое Медведев.

— У других, у других, — передразнил его Сухарев, и вдруг ему стало все равно: наплевать и на закон, и на доносы, которые непременно полетят на него рано или поздно в столицу, и он устало согласился, — черт с тобой, пиши прошение.