— Извините… Извини.

— Думаю, настала пора вставать с колен, каперанг. И народы поднимать. Только немец был прав, нужно хорошее прикрытие.

— Какой немец?

— Да он вообще-то русский… Но это неважно. Предатель национальности не имеет.

— Что я должен делать конкретно? — у каперанга от восторга и предчувствий, как у мальчишки, захватывало дыхание. — Поставьте… Поставь задачу, товарищ генерал. Я привык мыслить военными категориями.

— Сейчас пойдем к берегу, причалим и отправимся спать, — приказал Мавр. — Потому что утро вечера мудренее. Придет время — получишь задачу.

Радобуд как человек военный все понял. Запустил двигатель и встал к штурвалу.

* * *

Дома Мавр кое-как распихал посуду по шкафам, спустил с цепи овчарку, постоял над могилой жены, затем поднялся к себе наверх, включил телевизор и взялся просматривать газеты — читать не оставалось времени.

Шороха на старой лестнице он не услышал, дверь внезапно распахнулась, и в ночных сумерках на пороге очутилась Томила в купальнике. В этом не было ничего неожиданного, поскольку завсегдатаи-отдыхающие другой формы одежды весь сезон не признавали, и южный уровень обнаженности был в порядке вещей. Кроме того, внутренне он ожидал нечто подобное, даже хотел, чтоб она пришла, однако после ночного плавания и разговоров, психологически оказался не готовым.

— Мавр, где ты был? Я прихожу к тебе третий раз! — чуть капризно проговорила Томила.

— На прогулке, — обронил он. — Не спалось…

— Мог бы взять меня.

— Ты спала, не стал будить…

— Нет, я прикидывалась… Мавр, можно я посижу у тебя немного? — на всякий случай попросилась она, хотя знала, что он не откажет. — И мне не спится, кружится голова.

— Садись, — он отодвинулся к стенке. — Можешь даже полежать.

Томила сгребла газеты на пол, выключила телевизор и легла рядом. Эта троица никогда не воспринимала Мавра как мужчину.

— Давай поговорим?.. Знаешь, у нас есть к тебе деловое предложение. — Она привстала на локте, глядя на него сверху. — Мы наняли, двух мальчиков, они будут возить товар из Турции в Ялту, а я — принимать и отправлять его на Украину и в Россию. Нам нужна перевалочная база.

— То есть мой дом?

— Надежных людей у нас тут больше нет… Оплата — два процента от оборота. Это достаточно много! Понимаешь, если не наращивать объемы, можно прогореть. Мы уже едва держимся на уровне…

— Годится, — неожиданно согласился он.

— Правда? — изумилась Томила. — Ты не против?

— У меня сухие подвалы, чердачная комната… Место есть…

— А мы сомневались с девчонками, решили, ты и вправду генерал, не захочешь связываться с челноками! — развеселилась она.

— Отдыхающих ездит мало: состоятельные нынче рвут на Канары, у бедных нет денег… Не так будет скучно.

— А тебе бывает скучно одному?

— Бывает… Ну, иди, не дразни меня! Не буди зверя…

Она умышленно коснулась грудью его щеки.

— Мне все равно не уснуть…

— Погуляй в саду! Сходи искупайся!

— Пошли вместе?

— Не смущай меня, внучка!

Томила слегка отстранилась и вздохнула.

— Мавр, скажи мне… Между нами… Кто ты? Иногда мне кажется, ты моложе меня. Сегодня всех насмешил с генеральским мундиром! Этот капитан поверил!..

— Тебе понравился юмор?

— Двадцать копеек! Классно! Белый мундир и черная физиономия!

— Какая еще физиономия может быть у негра!

— Нет, правда, ты кто на самом деле?

— Африканский принц. Наследник огромного состояния, а значит, власти. Только вот вынужден скрываться.

Она никогда не видела его белым, поскольку ни разу не приезжала зимой. И не то, чтобы поверила, но готова была поиграть в предложенную игру.

— Ты похож. И голос как у Поля Робсона. Только выговор… северо-уральский. Я там была на фольклорной практике… А ты знаешь свою судьбу?

— Конечно. Умру в возрасте ста тридцати одного года.

— Знать, когда умрешь, не интересно, — задумчиво произнесла Томила. — Как проживешь до смерти, что будет, кто встретится… Ты знаешь, что будет?

— А как же! — засмеялся Мавр. — Причем, моя судьба имеет несколько версий. По какой захочу, по той и проживу.

— Даже так? Ну и какие, например?

— Могу еще лет сорок жить на берегу моря, страдать от его запаха и шума, уединяться в кузнице, пить вино и собственный коньяк…

— Это здорово…

— Что здорового? Тоска мне тут смертная. И одиночество. Если бы воплотить в жизнь второй вариант.

— Какой же?

— А перевернуть этот несправедливый мир. Чтоб как в сорок пятом. За державу обидно.

— Я тебе верю, — после паузы обронила она. — В тебе чувствуется… огромная, потрясающая сила. Мне иногда даже страшно становится. Ты же все равно не скажешь, кто ты?

— Не скажу.

— Так и думала… Знаешь, а я в юности мечтала выйти замуж за генерала. Все девчонки мечтают! Однажды увидела настоящего генерала, но он был такой старенький, с палочкой шел… Вот теперь, когда мне сорок, снова можно мечтать. А то у меня теперь все так просто и прямо, что выть хочется. Я тоже все про себя знаю, вижу себя во сне — сижу на тюремных нарах, а стены из бронированного стекла…

— Ого! — Мавр сел и чуть ли не насильно развернул Томилу к себе. — Это еще что такое?

— Головой стучусь, тошно…

— Давай, внучка, выкладывай, что с тобой приключилось?

Она ткнулась лицом в его грудь, но не заплакала, как обычно бывает в таких случаях, напротив, будто успокоилась, ощутив опору.

— Все сны в руку… Я должна повторить судьбу моего отца.

— Он что, на нарах сидел?

— Не то слово… Больше тридцати лет со ссылками.

Мавр чувствовал ее дыхание у себя на груди, и в голову лезли неуместные мысли. Она словно услышала их, отстранилась и сжала кулачки.

— Ты не думай, я его очень люблю! Жить без него не могу. Если б ты знал, какой он!.. Добрый, ласковый, но утомленный. И одержимый, как ты.

— За что же его на такой срок? — больше для участия спросил он.

Томила усмехнулась на свои воспоминания.

— Сам он говорит, за то, что делал деньги.

— Бизнесом занимался?

— Нет, в прямом смысле.

— Фальшивомонетчик, что ли?