— Подумаю, может, что и исправлю, — увернулся от удара Хортов. — Посижу ночь…

— Утром жду, — мгновенно вцепился шеф. — И еще подумай вот о чем. Нужен материал с Кавказа, человеческая история на фоне нынешних событий, на фоне бессмысленной и бесполезной войны… — он хмуровато усмехнулся. — О лицах кавказской национальности пока можно писать что угодно и как угодно. Подумай, потолкуй со своими информаторами, завтра доложишь.

Он привык завоевывать жизненное пространство, брать его штурмом или долгой осадой, атаковать или контратаковать, а при таких обстоятельствах важно было уметь держать удар. В кабинете у Стрижака он явно схлопотал по морде, однако мысленно утерся и вышел как ни в чем не бывало. Ада Михайловна встретилась ему на пути не случайно — поджидала возле приемной, чтобы посмотреть, каким он выйдет от шефа. Обстановка в редакции начинала проясняться, по крайней мере, становилось ясно, кто тут серый кардинал, или, говоря современным языком, агент влияния.

— Мое почтение, Ада Михайловна, — старомодно раскланялся Хортов. — У меня все в порядке, спасибо за советы. Всего вам доброго!

Он имел на это право, поскольку еще вчера ответственная секретарша два часа угощала его настоящим молотым кофе, дамскими сигаретами и вела себя весьма любезно. Разумеется, заодно мастерски проводила разведопрос, выдавая его за материнское участие. И окончательно растрогалась, когда узнала, что жена Хортова — немка, осталась в Германии и приезжает раз в год, и что он живет один уже несколько лет и все дома делает сам.

— До свидания, Андрей Александрович, — она тоже умела держать удар. — До встречи!

И в тот же момент скользнула в дверь главного редактора.

Вообще-то на душе было мерзко, не хотелось никого видеть, и Андрей поехал домой, но по пути в боковом кармане заверещал подарок жены. Сбивчивый женский голос он не узнал и никак не мог добиться, кто звонит, пока не догадался, что это внучка Кацнельсона, Мира — юная и отчего-то уже нервная девица. Она требовала немедленно приехать и не могла толком объяснить, что случилось и почему такая срочность, поскольку срывалась в слезы. С ней рядом кто-то был, и, вероятно, подсказал причину: Мира вдруг подавила всхлипы и внятно произнесла:

— Нас ограбили!

Подмывало сказать все, что он думает по этому поводу, однако Хортов пересилил себя, выключил телефон и поехал на Арбат. Дом Кацнельсонов ремонтировался изнутри и снаружи, стоял в лесах, будто в клетке. За последние десять лет почти полностью сменились хозяева квартир и теперь из коммуналок делали роскошные апартаменты. Лев Маркович оставался из старых жильцов чуть ли не последним; как человек заслуженный и реабилитированный, имел отдельную четырехкомнатную квартиру и целый год жил там с внучкой. В ожидании разрешения на исход в «землю обетованную», они продавали старинную мебель, посуду, люстры и даже литые бронзовые дверные ручки — короче, все, что некогда досталось по наследству от прошлых репрессированных хозяев и что нельзя было забрать с собой. И одновременно подыскивали покупателя на жилье.

Трудно было представить, что можно было грабить в этой пустой, пыльной и мрачноватой квартире.

Дверь открыл сын Кацнельсона, Донат — сорокалетний ухоженный мужчина, и если судить по нему, то природа сопротивлялась или попросту издевалась над грехом Льва Макаровича Соплина. Хортов не видел двух старших сыновей, которые будто бы жили в Прибалтике, но, судя по младшему Донату и его дочке, — подобных рязанских физиономий еще было поискать. Как не старался покойный карьерист перевоплотить и детей, ничего с генами поделать не мог, миграционная служба Израиля оказалась на высоте и обман раскрылся.

Донат был человеком мягким, добродушным, к авантюре своего отца относился скептически, хотя соглашался уехать из России, поскольку в «земле обетованной» у него оказались почти все друзья и коллеги по медицинскому институту. К отказу он отнесся вполне философски, ибо знал тайну родителя, и теперь радовался, что не успел продать свою частную зубопротезную клинику на Ленинском проспекте. И хорошо помог Хортову, когда тот узнал через своего информатора о смерти карьериста и решил сделать материал для газеты. Помог тем, что не только согласился на публикацию секретов семейной истории и дал письменное удостоверение, но даже и просил об этом. И вот только позавчера Донат вычитал текст статьи, ничего обидного для себя не нашел и подписался.

Сейчас Донат никак не выглядел ограбленным, но зато в пустом зале, за пустым кухонным столом, как возле гроба, сидели его дочь и седовласый, проворный человек, представившийся адвокатом покойного Кацнельсона. Мира вскочила и предложила свое место, поскольку третьей табуретки в доме не было еще неделю назад. Она уже не плакала, но выглядела несчастной, растерзанной и возбужденной одновременно, затоптала на полу окурок и тут же взяла новую сигарету.

— Ну и что же случилось? — спросил у Доната Хортов. — Если вас ограбили, почему не вижу милиции?

— Да, господин Хортов, это ограбление, — за всех ответил адвокат, похоже, уполномоченный вести разговор. — Из дома пропали ценные бумаги, принадлежавшие Льву Марковичу. Накануне этой… трагической смерти я навестил его, и мы вместе пересмотрели их и поместили… вот в этот тайник, — он указал на лоскут обоев, отодранный со стены у самого пола. — Да, он не такой надежный, но поместили всего на несколько дней, пока я не вернусь из командировки. Но вот я вернулся, не застал в живых Льва Марковича, даже похоронить не смог. И бумаг в тайнике не оказалось.

— Чем же я могу помочь? — пожал плечами Андрей. — Я только журналист…

— Вы можете! Можете помочь! — Мира мгновенно сорвалась в истерику. — Кто же еще нам поможет?!..

— Мира, прекратите кричать! — жестко оборвал ее адвокат и, видимо, уже не в первый раз. — Пока я говорю, вы обязаны молчать.

Донат обнял дочь и стал тетешкать, как малое дитя.

— Исчезновение ценных бумаг в корне меняет дело, господин Хортов, — прежним спокойно-деловым тоном продолжил адвокат. — Есть все основания полагать, что мой клиент убит.

— Я справлялся и в прокуратуре, и в ФСБ: смерть наступила от инсульта, — не сразу сказал Андрей. — Неоспоримый факт.

— А вам известен такой факт, что в мире есть, пожалуй, больше десятка препаратов, вызывающих инфаркты и инсульты? Причем таких, которые распадаются на составляющие в течение часа, и не остается следов.

— Что-то слышал…

— А я видела, видела! — вновь взорвалась Мира. — Дедушка умирал на моих глазах!

— Ничего вы не видели! — и этот выпад был пресечен. — Прекратите истерику! Вы мне мешаете!

— Я видела, что обои оторваны! Только не знала, что там тайник!

— Да, это она видела, — согласился адвокат. — Случайно заметила, когда «скорая» пыталась реанимировать Льва Марковича.

— Но за два часа до того специальной почтой доставили пакет из посольства, со злополучным отказом, — заметил Хортов. — Он получил, расписался и запер дверь. Взлома не было, есть соответствующий акт.