Алек, работающий компьютерщиком, сообщил, что в Интернете прошел слух об эпидемии гриппа. Какой-то суматранский грипп, вариант птичьего, дальний родственник чумы. Убивал он вроде бы больше молодых, нежели старых, и имел пятипроцентный порог смертности. По поводу этого гриппа дали официальное опровержение, но интернетские блоги наперебой советовали людям оставаться дома и избегать любых контактов. На Мэрилибон-роуд какой-то мотоциклист в шлеме едва не угодил под автобус. Я в ужасе охнула, втянув в себя добрую порцию выхлопных газов, и посетовала, что костлявая с косой подстерегает нас на каждом углу. Чего уж тут говорить про какой-то суматранский грипп, когда того и гляди задохнешься от выхлопов, если, конечно, прежде не попадешь под автобус.

Когда мы приехали на вокзал, Алек открыл бардачок, и оттуда вывалились карандаши и детские рисунки — моим внукам три и четыре года. Он достал из бардачка не первой свежести хирургическую маску и предложил мне надеть ее в поезде. Я высокомерно отвергла эту заботу — во-первых, я не курица, чтобы подцепить птичий грипп, а во-вторых, слишком стара, чтобы умереть от недуга, косящего молодых. Алек моей шутки не понял.

Тогда я еще раз извинилась за сорванный рождественский праздник в кругу семьи, но сын честно признался, что дети только обрадуются. Дескать, им больше нравится получать подарки дома. Я попыталась заглушить в себе обиду.

В поезде мне пришлось буквально протискиваться через толпу в свой вагон первого класса. Правильно сказала Миранда — если мне по карману «Касл-спа», то стало быть, и любые траты нипочем. По полу катались пустые банки из-под пива, молоденькие девчонки теснились на сиденьях — все, как одна, с подарочными коробками и свертками. Народ, в отличие от моих внуков, валил на праздники домой с удовольствием. Теплынь была не по сезону, но в железнодорожной компании объявили зиму и отопление включили на полную. Гриппозные маски я заметила только у двоих парней типа рокеров — длинноволосые и смурные, они, похоже, вообще привыкли сторониться толпы и суматранский грипп был тут ни при чем.

Наконец я нашла свободное место в вагоне первого класса и уселась, отводя глаза от чужих газет, пестревших заголовками о кровавой истории Элеанор и Белинды. Я хотела выкинуть эту жуть из головы и жить настоящим. Пресса скоро забудет об этом, вот и мне надо постараться. Нужно сосредоточиться на отдыхе и прочистке загрязненных чакр. Жаль, что на вокзале я не успела купить себе какую-нибудь книжонку и теперь вынуждена провести четыре часа без чтива. Чем же заняться? От скуки я уставилась на сидящую напротив сорокалетнюю женщину — та смотрела в окно и меня не замечала. Да и с какой стати ей обращать на меня внимание? Она поразила меня своей красотой — грубоватая кожа, но не от возраста, а скорее от жизненных невзгод, курения и тропического климата. Коротко подстриженные волосы сильно выгорели на солнце. Джинсовая юбка, белая, слегка заношенная блузка и белый с синим шарф — все вместе смотрелось довольно стильно. По сравнению с ней я почувствовала себя безнадежно устарелой в своем строгом матерчатом пальтишке и уныло-благопристойных украшениях из золота. Я попробовала представить себе, чем она занимается. Скорее всего чем-то связанным с гламуром и дальними поездками. Общим обликом она напоминала Кейт Эди[2]— эдакое сочетание мужской уверенности и женской привлекательности — чересчур занята, чтобы сдать блузку в химчистку. Углубленная в свои мысли, она задумчиво что-то бормотала себе под нос, пока не заметила мой пристальный взгляд, после чего поджала губы.

Вдруг по щеке ее скатилась слезинка. Она смахнула ее, шмыгнула носом и проглотила ком в горле. Плакать в транспорте на глазах у всех может только влюбленная женщина, охваченная жалостью к себе. Мое мнение о ней сразу переменилось. Никакая она не корреспондентка из гламурного журнала, шастающая по экзотическим странам, а просто дочка фермера, которую бросил мужик и теперь она едет на праздники домой. Я была разочарована.

Пересесть на более удобное место оказалось не так-то просто — только заплатив еще двести тринадцать фунтов. Я пустилась в безуспешные споры с кондуктором, женщина напротив поддержала меня. Голос у нее был хриплый — пропитый, прокуренный и усталый. Когда дебаты закончились, я обеднела на двести тринадцать фунтов, зато устроилась гораздо комфортнее. Когда она доставала из бумажника билет, оттуда вывалился какой-то листочек. Оказалось — флайер на рождественские каникулы в «Касл-спа». Неужели и она туда? Выяснилось — да. Впереди нас ждала четырехчасовая дорога. Как быть? Затеять треп или нет? Читать мне было нечего, она пребывала в расстройстве. В общем, мы разговорились.

Звали ее Майра Миллер. Она была журналисткой. Не кривя душой, я сказала, что ее имя мне вроде бы знакомо.

— Я зарубежный корреспондент, — пояснила она. — Специализируюсь на военных репортажах. — И назвала популярную ежедневную газету, известную своим уклоном в правизну и любовью к скандалам. — Теперь вот начальство перевело меня на очерки, мотивируя это дороговизной страхования зарубежных поездок.

Я назвала свое имя, и она заметила, что мое лицо кажется ей знакомым. Я сказала, что и впрямь выступала время от времени в вечерних культурных телепередачах, но внешность моя слишком стандартная и меня легко перепутать с кем угодно. С этим она, увы, согласилась. Люди вообще плохо запоминают тех, кто появляется на экране, за исключением, пожалуй, ведущих выпусков новостей и прогноза погоды.

Майра предложила мне глотнуть воды из бутылочки. Я не отказалась. И разговор сделался более оживленным. Я спросила, есть ли хотя бы доля правды в слухах о суматранском гриппе — уж она-то должна знать наверняка. Майра рассмеялась и заверила, что «Скорая помощь» и поликлиники работают в обычном режиме — кашель, насморк, банальные простуды.

— Не забывайте, журналисты пишут только то, что одобрено главным редактором. Если что-то появляется в Интернете, то Алистер, — вероятно, ее главный редактор, — из принципа захочет опубликовать обратное. Иначе мы бы только сеяли панику.

То, как она произнесла это «Алистер» — задумчиво и оценивающе, — навело меня на догадку, что он, по-видимому, и был причиной слез, которые она украдкой проливала, не зная, что на нее смотрят посторонние. Тридцать лет в феминистках, и вот здрасьте пожалуйста!

— Ну разве не печально — провести такие праздники в каком-то салоне здоровья? — сокрушалась между тем Майра. — Что можно подумать о таком человеке?

Я возразила — дескать, подумать можно все, что угодно. Например, из-за потопа в ванной в кухне обвалился потолок, хотя все уже было готово для встречи гостей. Или, допустим, вы деловая женщина и любите конструктивно использовать свое время, поэтому, покончив на работе с делами и корпоративными вечеринками, решили отдохнуть от общества и друзей и расслабиться в спа-санатории. Благодаря этому отдыху вы рассчитывали легко и безболезненно войти в рабочий ритм в новом году. А могло быть еще проще. Людей: привлекают заманчивые предложения как и это пять тысяч фунтов за десять дней — звучит многообещающе, и, по понятиям людей состоятельных, это сущий пустяк.