— Знаю, стрелять ты умеешь, так что начнёшь изучать пулемёт, а потом дело найдётся…

* * *

Заметно нервничавший поручик Ковальский сложил конверт со злополучным письмом пополам, сунул его во всё тот же карман и вполголоса произнёс:

— Где теперь почту найдёшь… Куда занесёт?

— Да уж, — в тон ему отозвался Зенек, который, покусывая травинку, сидел рядом.

Оба поручика неотлучно находились возле своего готового к вылету самолёта и нетерпеливо посматривали то на пустующую взлётную полосу, то на подъездную дорогу, на которой вот-вот должен был появиться майор Вепш, твёрдо пообещавший именно сегодня забрать саквояж.

Обстановка и впрямь складывалась «не ахти». «Чапли», получив приказ, улетели ещё рано утром и теперь лишь оставшийся в одиночестве РВД-8 сиротливо торчал под деревьями. Правда, рота охраны во главе с капитаном пока оставалась на месте, но и она могла сняться в любой момент, да и непонятное запаздывание майора не добавляло ясности.

От мрачных мыслей поручиков несколько отвлекло появление подошедшего к ним командира роты, делавшего очередной обход. Поручик Зенек отбросил изжёванную травинку и спросил:

— Какие-то новости, пан капитан?

— Нет, я ниц невем[26], — коротко ответил ротный и вдруг, внезапно сорвавшись с места, закричал своим жолнерам[27]: — До зброи, хлопаки!..[28]До зброи! Немцы!

Зенек с Ковальским враз глянули туда, куда указывал капитан, и увидели то, что так встревожило ротного. От противоположного конца поля, от леса, на ходу разворачиваясь в широкую дугу, к ним мчались немецкие мотоциклисты.

Успев только переглянуться, оба поручика рванулись к своему РВД-8, а механики, тоже дежурившие у самолёта, сами, без приказа, заметив опасность, начали спешно прокручивать винт. Мотор заработал ровно, и Зенек, поспешно заталкивая бывший при нём саквояж сбоку переднего сиденья, крикнул Ковальскому:

— Гони в другую сторону!

Ковальский, понимая всё не хуже Зенека, сразу дал полный газ и, не выруливая на взлётную полосу, начал прямиком разгоняться вдоль опушки, стремясь уйти подальше от мотоциклистов. Но и те, заметив удирающий самолёт, несмотря на огонь, открытый капитанскими жолнерами, погнались следом.

Заметив это, Зенек перекинул на борт турель и ударил по немцам. Длинная очередь провела по полю пыльную полосу, и первый же мотоцикл, проскочивший опасную черту, перевернулся, а второй, которому пуля попала прямо в бензобак, сразу превратился в огненный клубок. Ещё один немец, не успев вовремя отвернуть, покатился в траву, остальные начали притормаживать. В то же время скорость РВД-8 всё возрастала, и самолёт, наконец оторвавшись от земли, стал уверенно набирать высоту.

Избежав опасности, Зенек с Ковальским несколько растерялись. Они взлетели без приказа, и теперь надо было решать, что делать дальше. Чтобы лучше сориентироваться, Ковальский заложил вираж, но тут по гаргроту[29]ударили пули, и рядом проскочил Ме-109. Из-под капота «эрвудзяка» сразу потянуло дымом, было ясно, что очередь повредила двигатель.

Зенек так и не понял, откуда тут взялся «мессершмитт», и единственное, что он со своим пулемётом мог сделать, это не дать немцу окончательно добить «эрвудзяк», который и так уже едва держался в воздухе.

Тем временем дым валил всё гуще, мотор стал давать перебои, «мессер» так и норовил зайти в хвост, и Ковальский, повернув к Зенеку перекошенное лицо, крикнул:

— Прыгай!!!

Зенек тоже понимал, что это для них единственное спасение, и потому, дав по немцу последнюю очередь, вывалился через край кабины. Секундой позже новая очередь достала «эрвудзяк», и тоже собиравшийся прыгать Ковальский осел на сиденье, а самолёт, потянув за собой шлейф дыма, стал падать…

* * *

Несколько дней Дмитро пробыл в городе, ожидая, что будет, и только когда Остап вступил в «боёвку», отправился восвояси. Отдохнувшие кони бежали ходко, убаюкивающе позванивала сбруя, и мало-помалу Дмитро начал подрёмывать, встрепенувшись лишь после того, как над его головой с рёвом пролетел самолёт, падавший в придорожный лес. Ещё минуту Дмитро испуганно озирался, пытаясь сообразить, что же случилось, а потом, не раздумывая, погнал коней туда, где над деревьями всё гуще и гуще поднимался дым.

Увидав на поляне косо уходившей вглубь от опушки пылающий самолёт, Дмитро резко натянул поводья и, соскочив с бестарки, осторожно приблизился. Языки пламени всё сильнее охватывали машину, и казалось, там никого нет, но вдруг послышался стон, и Дмитро, без колебаний вскарабкавшись на крыло, заглянул в кабину.

Пилот в окровавленном военном обмундировании не шевелился. Однако едва Дмитро попробовал вытянуть его наружу, как тот раскрыл глаза и явно через силу, но достаточно чётко и требовательно произнёс:

— Саквояж… Сначала саквояж…

— Який ще саквояж, пане… — забормотал было Дмитро, но тут, увидав сбоку спинки коричневую кожаную ручку над блестящим замком с пломбой, ухватился за неё и действительно вытянул наверх жёлтый кожаный саквояж, тут же показав его пилоту: — Ось вин, пане, так що, давайте…

Не имея силы подняться, пилот слабо пошевелился, но Дмитро, отшвырнув саквояж подальше, ухватил раненого под мышки и одним рывком вытянул из кабины. Потом, оттащив лётчика в сторону, где жар от уже горевшего вовсю самолёта почти не чувствовался, Дмитро положил его на траву.

Прикидывая, как быть дальше, Дмитро первым делом бросил так заботивший лётчика саквояж в бестарку и только было собрался подвести воз ближе к раненому, как сверху навалился оглушительный рёв авиамотора, раздался треск выстрелов, а поперёк поляны, на которую упал самолёт, ударила очередь.

Ничего не соображая от страха, Дмитро повалился головой в кусты и на карачках вылез из казавшегося ему надёжным укрытия только после того, как пугающий рёв чужого самолёта затих в отдалении. Поднявшись на ноги и всё ещё пытаясь унять мелкую противную дрожь, Дмитро начал оглядываться.

Перепуганные кони вместе с бестаркой застряли в кустах, подбитый самолёт пылал, как факел, но как-то подсознательно Дмитро понял, что сейчас это не главное, и бросился к пилоту, остававшемуся лежать на траве.

Заметив, что тот слабо трогает рукой карман и пытается что-то сказать, Дмитро наклонился к раненому и сумел разобрать только едва слышный шёпот:

— Письмо…

Догадавшись, в чём дело, Дмитро отстегнул клапан, достал из кармана лётчика сложенный пополам слегка окровавленный конверт и вдруг с неожиданной ясностью понял, что ничем больше помочь не сможет. Всё было кончено…