С самой весны в Октябрьском кипела масштабная стройка. Начали разбивать участки. Возникали новые улицы, вырастали, как грибы, коттеджи. С раннего утра и до глубокой ночи по бетонке вдоль капала громыхала строительная техника — экскаваторы, бетономешалки, грузовики с кирпичом, песком, щебнем и гравием.

Богдан Пробейголова ударно трудился в Октябрьском-Левобережном с марта. Сам он был уроженцем Полтавы, в свое время закончил строительное ПТУ, рано завел семью и вот уже который год ездил с родной Полтавщины на заработки в Россию.

Седьмой сезон работал он на столичных и областных стройках и многое успел повидать, ко многому заставил себя привыкнуть. В Октябрьском-Левобережном Богдан Пробейголова и его бригада подрядились строить загородный дом владельцу стоматологической клиники господину Лихитченко. В хозяине Пробейголова нутром чуял своего земляка и при заключении договора найма считал, что уж с земляком-то, пусть и богатым, успешно укоренившимся в Московии, он с хлопцами всегда договорится.

Но дело пришлось иметь все с какими-то представителями, менеджерами, секретарями. Сам хозяин все лето отдыхал за границей и ходом строительства, казалось, совершенно не интересовался. Вилла, судя по всему, строилась на продажу, как вложение капитала. А это значило, что стройка то пузырилась сумасшедшим авралом, то вдруг замирала в ожидании денег, подвоза цемента и приезда архитекторов.

А с начала сентября зарядили дожди. И все как-то замерло в воде и сырости. Сегодня, например, с раннего утра ждали песок, щебень и гравий. Берег канала был низкий, участок решили подсыпать.

Сам участок Богдану Пробейголове нравился. Что ж, хоть и далековато от их москальской столицы, зато тихо. Ширь кругом — леса, канал, водохранилище. Хочешь — в бассейне собственном купайся, хочешь — в бухту иди, плавай, как простой. Загорай — хочешь на лужайке под тентом, а хочешь — на берегу распластайся.

И лес к самому участку подступает. Экология вполне на уровне. В лесу, хлопцы бачили, черника, малина, грибы. Ни свалок тебе, ни грязи.

Тихо кругом. Где-то сорока трещит. Дождь стучит по крыше рабочей времянки. Девятый уж час на дворе, а хлопцы, бригада, дрыхнут. Потоп — работать неможно. Менеджер — лодырь, даже позвонить не удосужился, привезут сегодня песок и гравий, чи нэ привезут?

Богдан Пробейголова вскипятил на плитке чайник, достал из кармана бушлата пачку сдобного печенья. Он с детства любил сладкое. И хотя здесь, на заработках, на всем жестоко экономил, отказывал себе во многом, сахар, печенье и дешевые конфеты покупал в поселковом магазине обильно. Печенье хрустнуло на крепких зубах. Чайник свистел на плитке.

И тут привезли гравий — за воротами участка остановился самосвал. Шофер нетерпеливо посигналил. И Пробейголова, натянув бушлат на голову от дождя, пошел «отчинять» ворота.

— Здоровеньки булы, пан бригадир, — шофер самосвала был знакомый в доску — по фамилии Мотовилов.

По-украински он знал только эту фразу и еще уверенно выговаривал слово «горилка».

— Там еще две машины следом за мной, — объявил он, высовываясь из кабины. — Да ребята, видно, у магазина стопорнули. А ничего вы тут устроились. Я позавчера вон в Сергеевку гравий возил, так там работяги только поворачиваться успевают — мокрые все, злые. Фирма, она баклуши бить не позволит. А у вас тут лафа. Рассчитываются-то хоть в срок?

— Рассчитываются, — Пробейголова указал место, куда следовало сгружать.

Оно и ладно. Об остальном у вас и голова пусть не болит.

— У нас голова не болит. — Пробейголова угостил Мотовилова сигаретой. — Давай, друже, сваливай. Еще две машины, значит?

— Щас будут, не переживай. — Мотовилов затянулся, швырнул окурок и осторожно начал подавать самосвал в ворота задом.

Пробейголова командовал: «Давай, легонько, еще, давай, стоп!»

Самосвал остановился. Кузов его со скрежетом начал медленно подниматься. Лавина гравия ссыпалась.

— Стой, погоди! — крикнул вдруг Пробейголова. Мотовилов высунулся из кабины:

— Ты чего, бригадир?

Пробейголова сделал какой-то странный резкий жест:

— Там у тебя в кузове…

— Что у меня в кузове? — Мотовилов открыл дверь. — Ты чего так заорал-то?

Пробейголова смотрел на кучу гравия. Вид у него был такой, что Мотовилов не на шутку встревожился, спрыгнул с подножки в топкую грязь.

Дождь не прекращался. За забором начиналась темная стена леса. Дверь времянки открылась, и появились двое рабочих.

Пробейголова медленно подошел к куче гравия, нагнулся, напряженно всматриваясь.

— Там что-то есть, — сказал он хрипло. — Ты начал сгружать — посыпалось, и я видел.

— Что ты видел-то?

— Я видел. — Пробейголова начал руками разгребать гравий, потом схватил лопату. Подошли рабочие. Тоже взялись за лопаты, поднялись на кучу гравия, начали помогать бригадиру. Вдруг лопата одного на что-то наткнулась. С шуршанием посыпались мокрые камешки.

— Не может быть! — охнул Мотовилов.

Он и остальные увидели сначала клок рыжих, испачканных глиной волос, а затем и голову, шею, плечи, торс.

Это была женщина. Мертвая, голая, облепленная грязью. А куча гравия была се могильным курганом.

Золотой осенью как-то совсем не думается о минувшей зиме. Позади лето, весна, впереди новая зима, и до нее еще надо благополучно дожить. А о прошлогоднем снеге кто будет сожалеть, как о чем-то утраченном?

Новогодние каникулы в Санкт-Петербурге уже почти стерлись из памяти Кати — Екатерины Сергеевны Петровской, по мужу Кравченко. Если вы служите в таком нервном, чутко реагирующем на все криминальные происшествия месте, как пресс-центр ГУВД Московской области, вам, как криминальному обозревателю, не до ностальгии о прошлом. Каждый день несет с собой новое, новое, новое. И от этого нового — сенсационного, из ряда вон выходящего, удивительною, ужасного, парадоксального — некуда скрыться, некуда спрятаться.

И страусу не уподобишься — вокруг ни оранжевого пляжного песочка, ни соломки, чтобы подстелить абы где, одни острые камни, о которые при излишнем профессиональном рвении так можно шандарахнуться, что…

Одним словом — сейчас на дворе уже сентябрь.

Этим делом Катя заинтересовалась совершенно случайно. Только что она сдала в «Вестник Подмосковья» интервью начальника паспортно-визовой службы, и редактор «Вестника» попросил разбавить криминальную полосу очерком о раскрытии какого-нибудь очередного убийства.

— Чтобы живенько так было, живенько, — напутствовал редактор. — Чтобы у читателя мурашки по спине забегали. И чтобы с продолжением в двух, трех частях. Субботняя полоса и следующая субботняя полоса. Интригующе так, увлекательно. Чтоб взбодрился читатель, вздрогнул. Чтоб у него, подлеца, лысина дыбом встала!