– Нет, отче, – вздохнув, ответила Александра Ивановна. – Я с ним все это время была. И в тот день, когда его постигло преображение, тоже.

– Преображение? – переспросил митрополит.

– На третий день от смерти мужа Митя мой спал. Уже пора было будить его, дабы принял он участие в шествии траурном. Бросил горсть земли на гроб отца. Но, едва я подошла к нему, – он выгнулся дугой и обмяк. Испугалась я тогда сильно. Повитуху нашу велела звать.

– Язычницу? – нахмурился митрополит, недолюбливавший эту местную знахарку.

– Она многих спасла. А тут дело неясное. Я испугалась, – неловко оправдывалась вдовая княгиня.

– И что она? – уже более примирительным тоном поинтересовался Алексий.

– Когда пришла, немного повозилась у сына, а потом сказала – спит он. Крепко. Как выспится – сам встанет. Хотя чувствую, лукавила она.

– В чем же?

– Не знаю, – пожала плечами вдовая княгиня. – Все как она сказала, так и произошло. Только мнится мне – утаила она что-то важное.

– Ты говорила о преображении… – после небольшой паузы вернул ее в нужное русло митрополит.

– Да, преображение. Митя как открыл глаза, так я сразу поняла – изменился он. Не дите на меня смотрело. И вести себя после стал как взрослый. Но больше всего я изумилась, когда узнала, что он в бою победил одного из лучших воинов наших. Да, тот был пьян, но Мите-то всего девять лет! А по словам брата и прочих, видевших сие действо, сынок не испытывал никаких затруднений. Убил, словно муху прихлопнул.

– Невероятно… – покачал головой митрополит. – А как он это сделал?

– Нож метнул. Тот прямо в глаз попал. Отчего воин и пал бездыханно.

– Вот как? – удивленно выгнул брови Алексий, почему-то сразу вспомнив о Давиде, что простым камнем убил Голиафа. Очень символично. Однако, слегка тряхнув головой, дабы вернуть ясность мысли, продолжил расспрашивать: – А после, убивал ли кого?

– Нет, что ты? Тот боярин вызов ему бросил, оскорбив перед дружиной. От того и поступил столь сурово. С тех пор его даже в дружине побаиваются. Очень уж ловко и метко он ножи метает. Если желаешь, можешь понаблюдать за его упражнениями. Он несколько раз в седмицу тем забавляется.

– Задевал ли он кого по надменности или глупости, потешаясь силой своей и властью?

– Нет, отче. Он чрезвычайно рассудителен и спокоен. Но себе на уме. Все видит и все понимает. И иной раз больше нас с вами. Поговори со священниками. Митя их совсем замучил расспросами обо всем на свете. Все книги, что есть в Кремле, им уже прочитаны, вот за них и взялся, выпытывая разные интересные вещи. Один сподобился греческому языку его учить.

– И когда он читать выучился?! – пораженно ахнул митрополит.

– Тогда же, когда и ножи метать, – пожала плечами Александра Ивановна.

– Ты спрашивала его о том?

– Да. Он сказал, что к нему предки его приходили. И папа, и дед, и прадед, и так далее. Больше он мне ничего не сказал.

– Хм, – серьезно призадумался митрополит от этой странной новости. Она вроде бы и проясняла что-то, но на деле больше запутывала. Мысли лихорадочно неслись в его голове, больно выбивая искры раскаленными копытами. Он просто не понимал то, что с молодым князем случилось. Однако, будучи довольно умным человеком, митрополит решил поспешных выводов не делать. И продолжил аккуратно наводить справки, расспрашивая своих подчиненных о поведении князя. Ведь именно к ним его вдовая княгиня и отправила….

Дело в том, что Дима прекрасно понимал ситуацию и старался в какой-то мере подыграть Алексию. Например, несмотря на изрядную духоту церкви, он нередко приходил туда с книгой и читал. Объясняя это священникам тем, что в церкви тихо и никто не мешает чтению. Книг-то тех было слезы, но Дима продолжал методично симулировать. Он ясно видел, что его странное поведение вызывает вопросы у людей. Поэтому всячески направлял средневековый мыслительный процесс в нужное русло. Лучше управлять фантазиями окружающих, чем пускать их на самотек. Ему, человеку безмерно циничному и совершенно бездуховному, это было не сложно. О том, что такое социальный ритуал, он прекрасно знал, вот и прыгал со всем радением под звуки нужного тамтама.

А митрополит чем больше узнавал, тем больше терялся.

Ситуация усугублялась еще и тем, что ему был нужен московский князь в делах укрепления православия на Руси. Закоренелый язычник Ольгерд ему в этом не помощник. Скорее, напротив. Новгород со своим избираемым архиепископом был сам по себе. Кто еще? Василий Михайлович, сидящий ныне в Твери, являлся союзником Ольгерда. Владимирское княжение являлось «переходящим красным знаменем». Остальные же княжества, так или иначе, уступали как Москве, так и Твери. Либо находились под сильнейшим влиянием литовским. То есть митрополит бы и рад выбирать, да не из кого.

Но необъяснимые изменения в юном князе его пугали. Грешным делом Алексий подумал поначалу, что князь одержим бесом. Однако ни одного признака сего печального обстоятельства не нашел. Скорее напротив. Дима нередко захаживал в церковь по доброй воле и много беседовал со священниками. Странно и непонятно. Митрополит в свои шестьдесят лет был довольно опытным человеком. Но ему даже слышать о таких вещах не доводилось. Как поступить? Вопрос.

Разрешение ситуации принес сам Дима.

– Отче, – вкрадчиво поинтересовался он, заглянув в покои митрополита. – Мы могли бы поговорить с глазу на глаз?

– Конечно, – кивнул Алексий, и все присутствующие в комнате спешно ее покинули, оставив князя с митрополитом наедине. – Я слушаю тебя, сын мой, – произнес визави князя, когда закрылась дверь.

– Нас точно не подслушивают? – скептически посмотрел Дима на эту дверку. – Может быть, пройдемся на свежем воздухе?

– Я ручаюсь за то, что нас не слышат.

– Хорошо, – кивнул князь и после небольшой паузы перешел к делу. – Я хотел бы попросить тебя о помощи.

– Что-то случилось?

– Воровство случилось. И казнокрадство. Дядя совсем берега потерял в своей неуемной жадности. Казна уже показывает дно… И сделать я с ним ничего не могу, потому как он моя опора. Моя власть зиждется на поддержке Вельяминовых и их союзников.

– Это прискорбно, – кивнул митрополит. – А от меня что ты хочешь?

– Чтобы ты встал подле меня и сдерживал алчные позывы дяди. Конечно, воровать он не прекратит. Но аппетиты поумерит.

– Отчего, сын мой, тебя так заботит этот вопрос?

– Так из-за воровства безумного все наследие моих предков может прахом пойти. Я бы, может быть, дядю на кого и заменил. Но на кого? Остается искать способы смирить его страсти.

– Разумно, – после небольшой паузы кивнул митрополит. – Но ты ведь догадываешься, что я просто так не смогу тебе помочь?

– Это из-за того, что я изменился? – мягко улыбнулся Дима. – Считаете, что я одержимый?