высокие тополя, которые то и дело срубают. Идёшь по селу, а кругом ни кустика, ни деревца, одна тропинка, змеёй уходящая вдаль, а кругом степь, степь… и нет ей конца и края. Лишь по Советской улице вдоль дороги растут белоствольные берёзки, да здание местного суда спряталось за соснами.

Здесь из кранов течёт вода, которая подчас источает неприятный запах. Мы регулярно чистим чайник от накипи и известкового налёта, но наши усилия оказываются напрасными. После чистки уже к вечеру чайник покрывается свежим слоем извести. На столе стоит прозрачный кувшин с кипячёной водой, на дне которого собираются мутно-белые хлопья. Время от времени мы покупаем шести литровые бутылки с фильтрованной водой, но их надолго не хватает.

Бок о бок в этом крошечном селе живут алкоголики и педагоги, трудяги и туниядцы, подлецы и люди, преисполненные честности. Данный контраст весьма отчётливо бросается в глаза, особенно для тех, кто умеет видеть и замечать. Здесь всё и все живут как на одной испещрённой бороздами ладони. После работы воспитатели отдыхают на скамеечках рядом с подъездом, шутят и общаются на самые обычные житейские темы. Однажды моя трёхлетняя дочь подошла к ним и женщины, которых она привыкла видеть в роли авторитетных воспитателей, угостили её семечками. Это вызвало во мне внутренний диссонанс. Я редко видела, чтобы мама, баба с дедой наслаждались жизнью, щёлкая семечки и общаясь. Сколько их помню, они всегда пребывали в заботах и хлопотах. Видимо, поэтому у меня с детства сложилось впечатление, что взрослые люди не отдыхают, особенно в будние дни.

Здесь живут учителя, работники банков, доярки и трактористы, врачи, библиотекари и воспитатели, продавцы и уборщики. Но какими бы разными не были жители этого крошечного уголка, в большинстве своём их соединяет между собой крестьянский образ жизни. Летом люди выходят на огороды, пашут землю, сеют семена, ругая сорняки и вредителей, а зимой бегают с лопатами и расчищают снег, который на зло им всё падает и падает с неба. Данный образ жизни объединяет их, делает похожими друг на друга. Тот, кто недавно ходил в костюме, надевает галоши, невзрачные изношенные вещи и примыкает ко всеобщему сельскому труду.

В школьные годы я помогала маме ухаживать за овощами, но сельский труд меня не вдохновлял, и я всегда хотела побыстрей полить грядки и выдернуть сорняки, чтобы потом заняться тем, что было мне по нраву. Вот и теперь я попробовала заняться огородничеством, но поняла, что это совершенно не моё, и что я не хочу тратить бесценные минуты своей жизни на выращивание овощей, ведь в мире столько интересных занятий и многие из них мною не испробованы. Бросив огород и вычистив грязь из-под ногтей, я посвятила время творчеству. Читала книги, вышивала крестиком, плела панно в технике макраме, вязала игрушки и одежду, изучала английский язык и научилась печь торты.

Зимой в селе стоит тишина и спокойствие, но с наступлением лета, как только зелёная молоденькая травка вытягивается к солнцу, местные жители включают триммеры. В течение лета и в начале осени село наполняют противные жужжащие звуки, источником которых являются газонокосилки. Такое ощущение, что здесь каждый считает своим долгом постричь траву. В это время село представляет собой вид особо неопрятный. На тропинках, площадках, возле магазинов и домов – всюду разбросана трава. Её попросту никто не убирает. Жёлтые одуванчики – символ лета – валяются состриженные и поникшие, и все топчут их ногами, не обращая внимания на покрытые сором дорожки. Напомаженные женщины, одетые в костюмы, с изящными сумочками идут на работу и месят сухую траву своими каблуками. Они выглядят так, словно идут по красной ковровой дорожке, а не по мусору, и диссонируют с окружающим пространством. Кто знает, может они попросту не замечают хаоса, в котором живут, или же ими давно владеет равнодушие, которое сродни бессилию.

Безобидная травка, оторванная от собственных корней, месяцами напролёт сохнет под жгучими лучами солнца, а вот крапива разрастается до размеров человеческого роста. В обилии она растёт и множится на детской площадке, работники с триммерами по непонятным причинам обходят её стороной, а дети регулярно получают ожоги от жгучей травы.

Моё сознание протестует против несуразности и тупости сельского бытия. «Если стричь траву, так и убирать её», – говорит мой разум. Ведь цель, с которой стригут траву – облагородить облик села, а не наоборот. Но, увы, получается обратно противоположный эффект.

Сельская природа необузданная, не прирученная человеческой рукой. Просторы полей, крученые берега вдоль реки, дикие воды и то, что среди этого разнообразия обитает – всё это приносит умиротворение, убаюкивает расшатанные нервы и приобщает человека к его естественной среде. Летом мы с детьми не раз спускались к речке Карасук, что в переводе означает «чёрная река». Я смотрела на бурный поток, а дети бросали в воду камушки. Журчание реки ласкало ухо, взгляд искал неуловимые нотки подводной жизни. Среди тины и водорослей юрко плавали крошечные рыбки. Их быстрые передвижения было сложно уловить. По форме они были вытянутые и имели такой же невзрачный мутный цвет, как и сама вода в реке. Поверхность воды украшали зелёные тарелочки кувшинок со стеблями, увенчанными белыми цветами. Но и в эту картину безмятежности человек внёс свои детали. На берегу реки валяются осколки, стеклянные бутылки, пластиковый мусор и грязные вещи. Как-то раз на моих глазах две женщины неопрятной наружности бросили с моста бутылку. Она упала в реку, раздался отчётливый всплеск воды, а женщины вульгарно засмеялись, облокотившись о перила моста.

Нам выпал шанс уехать из села, но теперь меня одолевают сомнения. Как бы я не хотела жить в другом месте, страхи смыкаются кольцом вокруг меня и не дают принять решение.

Глава 5

Предложение мужа о переезде было категорически мною отклонено. Дни проходили, сменяя друг друга, и лишь пейзаж за окном оставался прежним. Но однажды вечером, во время прогулки с детьми, я ощутила прилив уверенности и вдруг осознала, что готова уехать. Я смотрела себе в ноги, мяла сапогами мокрую от дождя траву и думала с внезапно воцарившейся в душе надеждой: «Уехать отсюда? Да я готова сорваться с места прямо сейчас!» Надежда сладко шептала мне, что панические атаки – не повод ставить точку на своих стремлениях. Но потом она угасла и вновь уступила место сомнениям и страхам. Вот так одни чувства сменяются другими, радость переходит в грусть, уверенность рассеивается, а на смену ей приходят сомнения в собственных силах.

Середина ноября выдалась холодной и серой. Природа лишилась своей яркости, сочности,