– Опять мамочку волнуешь? – раздался шутливый голос Виктора. Он появился в дверях, держа в руках научный журнал. Очки для чтения были сдвинуты на кончик носа.

Не обращая внимания на мужа, Маша продолжала:

– Так как насчет этой недели? У вас есть какие-нибудь планы с Ричи?

– Не. Я думаю провести эту неделю с папой в лаборатории. Ты не возражаешь, па? – Виктор-младший посмотрел на отца.

– Нет, как всегда, – ответил отец, пожав плечами.

– Да что тебя так тянет в эту лабораторию? – спросила Маша. Вопрос был риторический. Она и не ждала ответа. Он привык к лаборатории еще с младенческого возраста. Сначала его носили туда, поскольку в фирме «Кимера Инк.» был прекрасный детский сад. Потом он просто играл в лаборатории. Это стало частью распорядка дня, особенно после смерти Дженис Фэй.

– Почему бы тебе не позвонить своим школьным друзьям? Вы с Ричи вместе с другими ребятами могли бы придумать что-нибудь интересное.

– Да ладно, – махнул рукой Виктор, приходя сыну на помощь. – Если хочет побыть со мной, пусть побудет.

– Ну хорошо, хорошо. – Маша почувствовала, что проиграла. – Около восьми будем ужинать, – сказала она сыну, шутливо хлопнув его ниже спины.

Виктор-младший поднял сумки, которые он оставил на стуле рядом с телефоном, и стал подниматься по лестнице. Старые половицы скрипели под тяжестью его семидесяти четырех фунтов. Он пошел сразу в кабинет на втором этаже. Это была уютная комната, обшитая деревянными панелями. Сев за отцовский компьютер, Виктор начал загрузку. Затем, прислушавшись и убедившись, что родители по-прежнему разговаривают на кухне, он вызвал файл «Статус». Экран мигнул и начал заполняться информацией. Расстегнув молнии обеих сумок, мальчик уставился на их содержимое. Затем, сделав несколько быстрых вычислений, он ввел в компьютер серию чисел. Ему потребовалось лишь несколько секунд.

Виктор вышел из файла, застегнул молнии на сумках и загрузил игру «Пэкмэн». Улыбаясь, он наблюдал, как желтый шарик движется по лабиринту, заглатывая свою добычу.

~~

Маша стряхнула капли воды с рук, затем вытерла их полотенцем, висящим на ручке холодильника. Она не могла избавиться от нарастающей тревоги за сына. Он не был трудным ребенком, никаких жалоб от школьных учителей не поступало. И все-таки она все сильнее чувствовала, что что-то не так, хотя и не знала, что именно. Взяв на руки Кису, их русскую голубую кошку, которая выписывала восьмерки вокруг ее ног, Маша вошла в общую комнату. Виктор, развалившись на кушетке, обитой льняной материей, читал последние научные журналы – его обычное занятие после работы.

– Можно с тобой поговорить? – спросила Маша.

Виктор, опустив журнал, посмотрел на нее поверх очков. В свои сорок три года он был легким и гибким. Небрежно зачесанные темные волнистые волосы, четкие линии лица. В колледже он неплохо играл в сквош. Он и до сих пор играл три раза в неделю. Благодаря усилиям Виктора у «Кимеры Инк.» были свои корты.

– Меня беспокоит Виктор-младший. – Маша уселась в кресло-качалку рядом с кушеткой. Она продолжала поглаживать Кису, удобно устроившуюся у нее на коленях.

– Да? – Виктор был явно удивлен. – Что-нибудь случилось?

– Не совсем. Просто несколько незначительных деталей. Например, меня беспокоит, что у него так мало друзей. Когда он сказал, что был у Ричи, я была так рада, как будто это какое-то событие. Теперь он говорит, что не хочет с ним встречаться на каникулах. Детям в его возрасте нужно общение с другими детьми. Это очень важно для нормального развития.

Виктор подарил Маше один из своих взглядов. Она знала, что муж не любит подобных дискуссий о психологии, хотя психиатрия была ее профессией. У него не хватало на них терпения. Кроме того, разговоры о любых проблемах, связанных с развитием Виктора-младшего, всегда распаляли страсти, а Виктор предпочитал их не будить. Он вздохнул, но ничего не сказал.

– Тебя это не беспокоит? – настаивала Маша, хотя было очевидно, что Виктор не собирался обсуждать эту тему. Она гладила кошку, которая воспринимала внимание к себе с полным безразличием.

Виктор покачал головой.

– Нет. На мой взгляд, у нашего сына прекрасная способность к адаптации, лучше, чем у кого-либо из детей, которых я встречал. Что у нас на ужин?

– Виктор, это очень важно.

– Ну хорошо, хорошо. – Виктор закрыл журнал.

– Я вижу, что он прекрасно ладит со взрослыми, – продолжала Маша, – но он совершенно не общается с детьми своего возраста.

– Он общается с ними в школе.

– Я знаю. Но там все-таки формальное общение.

– По правде говоря, – начал Виктор, прекрасно сознавая, что он говорит жестокие вещи, но его собственная озабоченность по поводу сына – озабоченность совершенно не похожая на ту, которую испытывала его жена, – не позволяла ему долго обсуждать эту тему, – я думаю, ты становишься невротичкой. Виктор прекрасный ребенок. С ним абсолютно все в порядке. Я думаю, это у тебя после смерти Дэвида. – Внутренне он сжался, но у него не было другого способа: лучшая защита – нападение.

Его слова были пощечиной для Маши. Загоняя назад мгновенно навернувшиеся слезы, она заставила себя продолжить.

– Помимо очевидного недостатка в друзьях, есть еще и другие вещи. Похоже, ему вообще никто не нужен. Когда мы покупали Кису, то сказали ему, что это будет его кошка, а он на нее даже ни разу не взглянул. И раз уж ты заговорил о Дэвиде, как ты думаешь, это нормально, что он никогда не вспоминает о брате? Когда мы сообщили ему о смерти Дэвида, он вел себя так, как будто умер совсем чужой человек.

– Маша, вспомни, он был всего лишь пятилетним ребенком. Мне кажется, это у тебя расстройство. Пять лет – это слишком долгий срок для скорби. Тебе нужно сходить к психиатру.

Маша прикусила губу. Всегда такой добрый, Виктор сразу обрывал ее, стоило ей заговорить о Викторе-младшем.

– Ну ладно, я просто хотела поделиться с тобой своими мыслями, – вздохнула она, поднимаясь. Пора было идти на кухню заканчивать приготовления к ужину. Услышав знакомые звуки «Пэкмэн», доносившиеся из кабинета, Маша немного успокоилась.

Виктор встал, потянулся и направился за ней.

19 марта 1989 года

Воскресенье, вечер

Сидя за шахматной доской, доктор Уилльям Хоббс, как обычно, любовался сыном. Внезапно голубые глаза мальчика закатились, и ребенок упал со стула. Уилльям не видел, как сын ударился, он только слышал отвратительный глухой звук удара тела о пол.

– Шейла! – закричал он, вскочив с места и кинувшись к другой стороне стола. С ужасом он увидел, что руки и ноги Мориса бились в судорогах, сведенные спазмом.

Будучи доктором философских, но не медицинских наук, Уилльям точно не знал, что делают в таких случаях. Он смутно помнил, что нужно что-то вставить между зубами больного, чтобы он не прикусил язык. Но у него под рукой не было ничего подходящего.