Погруженная в свои мысли, Габи пришла в себя, когда оказалась на берегу Бискайнского залива.

— Вот черт! — Она огорченно вздохнула, не имея ни малейшего представления, куда забрела.

До нее по-прежнему доносились громкие звуки сальсы и шум толпы, но песчаная тропинка под ногами каким-то образом превратилась во флоридский чернозем. Она оперлась рукой о ствол пальмы и провела подошвой одной сандалии о другую, стараясь избавиться от налипшей на них грязи.

Габи знала, что существуют люди, готовые многое отдать за то, чтобы работать в чарующем солнечном Майами, городе из рекламных туристических проспектов и телевизионных программ — там, где мечта всей твоей жизни становится реальностью. В сущности, именно так говорили ее коллеги, когда она покидала Флоренцию.

Беда в том, что Габи меньше всего на свете ценила это очарование. Ей всегда казалось, что она была бы гораздо счастливее где-нибудь в другом месте. Отчасти поэтому она и бежала в Европу, даже не закончив обучения в колледже.

Раздвигая ветви деревьев и прокладывая путь по стелющимся на земле растениям, Габи медленно двинулась сквозь заросли в ту сторону, откуда неслись голоса и звуки музыки. Спустя несколько минут почва под ногами стала менее топкой. Она не сомневалась, что рано или поздно выберется из чащи. В конце концов, сколько можно блуждать по территории чужого поместья?

Неожиданно она оказалась на маленькой поляне, где солнечный свет едва просачивался через плотную завесу из пальмовых листьев. Габи была уверена, что не встретит ни одной живой души в этом отдаленном уголке поместья. Каково же было ее удивление, когда примерно в пятидесяти футах, посреди поляны, она увидела высокого мужчину в белом костюме. Он стоял, вытянув вперед правую руку. Перед ним, припав на одно колено, склонился человек в солнцезащитных очках и светлом костюме. Он целовал протянутую руку. В ярком свете флоридского солнца мужчины представляли живописную картину: один выражал смиренное почтение, другой — великодушное снисхождение.

Или это был обряд по завершении некой сделки?

Габи быстро отступила в спасительную тень зарослей.

Узнать человека в элегантном белом костюме не составляло никакого труда — темные вьющиеся волосы, скуластое лицо, выражение неукротимой энергии. Все тот же мужчина, что вытаскивал манекенщицу из пруда. Джеймс Санта-Марин.

Сырая почва под ногами беззвучно спружинила, когда Габи сделала следующий шаг назад.

Она видела лишь спину коленопреклоненного мужчины, но узнала безвкусный пиджак. Один из зловещих колумбийцев, на которых ей указывала Криссет.

Габи застыла как парализованная, испытывая необъяснимый страх, хотя в действительности ничего ужасного не происходило. Тем не менее она повернулась и устремилась в глубь леса, спотыкаясь о змееподобные корни деревьев. В какой-то миг ее пронзила мысль: а от чего она, собственно, бежит? Чем, собственно, так испугали ее те двое в лесу? Они ведь даже не заметили ее!

Но Габи не в состоянии была остановиться. Она продиралась сквозь сплетение лиан и пестрой южной растительности. Неожиданно девушка остановилась, почувствовав под ногами что-то скользкое и липкое. Сердце ее учащенно забилось от нервного напряжения. Взглянув вниз, Габи замерла, не веря глазам своим.

Криссет ждала за столиком прессы, уже упаковав фотоаппаратуру в сумку.

— Что с тобой случилось? — спросила она появившуюся Габи. — Господи, Габи, ты так испачкалась! Где ты была?

Габи дрожала всем телом.

— Я заблудилась.

Эти слова абсолютно ничего не выражали, и она, прислонившись к столику, едва сдерживала нервный смех. Если бы она так не запыхалась и не дрожала, ситуация могла показаться даже забавной. Заблудилась! Этим и половины не было сказано!

Музыканты с прежней энергией наяривали популярный доминиканский танец меренге. Члены Латиноамериканского общества культуры и их гости, разбившись на группки, переговаривались, коротая затянувшуюся паузу перед возобновлением показа мод. Внизу за поросшими травой склонами владений Санта-Маринов из-за кромки королевских пальм на берегу Бискайнского залива все так же виднелась великолепная яхта, стоявшая на якоре. Это белоснежное судно, отражающееся в водах залива, виднеющиеся вдали небоскребы деловой части Майами создавали впечатление глянцевой рекламной фотографии из туристического журнала.

Вокруг царило такое спокойствие, и картина настолько отличалась от того, с чем пришлось ей столкнуться в дебрях джунглей, что Габи на мгновение растерялась.

— Криссет, — выдавила она из себя, — ты не поверишь, но, кажется, я только что стала свидетельницей заключения сделки между торговцами наркотиками. — Ей так хотелось ненадолго присесть и отдышаться, однако им надо было торопиться. Скорее всего их уже ждали в редакции. — Вон там. — Габи кивнула в сторону тропических зарослей.

Криссет подобрала сумку с фотоаппаратурой и перекинула ее через плечо. Ее модельные джинсы промокли, как, впрочем, и элегантные золотистые сандалии. Она была раздражена и не особенно склонна к общению.

— Наверное, ты перегрелась на солнце, Габриэль, — огрызнулась она. — Поэтому у тебя начались галлюцинации. Похоже, тебе стоит носить шляпку.

— Это еще не все. — Габи чувствовала себя полной идиоткой и чуть не рассмеялась, слишком уж невероятной казалась вся история. Но ведь она действительно напугалась до потери сознания. — Ты не поверишь, но на обратном пути я ступила в лужу крови. Будто там кого-то только что убили!

Старый дом Кольеров был возведен дедом Габи, сколотившим себе состояние на нью-йоркской фондовой бирже. Архитектура его была типична для строительного бума 20-х годов во Флориде, так изменившего облик этого штата.

Палм-Айленд, расположенный неподалеку от плотины, соединяющей остров Майами-Бич с самим городом, был создан для богатых местных жителей вроде Бертрама Кольера, желавших насладиться в Бискайнском заливе уникальной рукотворной средой — природа уже не могла удовлетворить их потребности. В залив сбросили землю и камни, соорудив искусственный остров, который потом засадили королевскими пальмами, гибискусами, пылающими бугенвиллеями, создали живую изгородь из олеандров, чтобы обеспечить обитателям поместья приватную обстановку.

Архитектура Палм-Айленда была весьма самобытна. Большинство домов строили в привычном помпезном стиле испанской гасиенды с розовыми и цвета беж лепными башенками и многочисленными балконами. Все это было окружено роскошными садами, превращавшими Палм-Айленд в этакий тропический рай. Однако в 1950-х годах все изменилось.

После расцвета в сороковые годы местный подпольный игорный бизнес был прикрыт, что заставило туристов, мафию, голливудских звезд и завсегдатаев кафе переместиться в более привлекательные места, как Лас-Вегас и Монте-Карло. Палм-Айленд, подобно всему Майами, вступил в мрачный период шестидесятых-семидесятых годов. Многие прекрасные старые гасиенды на Ройал-Палм-Вэй пустовали и продавались; их владельцы либо умерли, либо переселились в модные престижные районы к северу от Бэл-Харбор. Маленький остров, разделив участь Майами, пришел в полный упадок.