А Гудин погонял шарики, отоварил нескольких посетителей, положив выручку в свой карман – авось до понедельника всё забудется, – и, щедро одарив себя, тоже пораньше тихой сапой и с полным портфелем чужих дорогих биодобавок двинулся к дому.

Платон вспомнил, что ещё ровно год назад начал писать стихотворение про Гудина под музыку известной песни из кинофильма «Весна». Он нашёл наброски и стал дописывать их, озаглавив: «Весенние потуги».

Наконец, глубокий снег растая,

Оголил поляны и кусты.

Тем ландшафт во всей красе представя,

Воплотил реальность из мечты.

То, что за зиму ещё не сгнило,

Превратившись по весне в дерьмо, –

Под напором вешних вод поплыло,

Очищая землю всё равно!

По бульвару снова шёл прохожий.

А от птиц летели трели про апрель.

Шёл прохожий с… загорелой кожей

Из Египта…, и неся портфель.

Шёл Иван солидно, даже чинно,

Хоть на пенсии уже давно.

По походке старца было видно –

На весну ему плевать всё равно!

Каждый день ведь он в заботе,

Как бы «зёрнышко опять склевать».

Как петух он держит путь к работе.

На «грачей» и на «скворцов» начихать.

Пусть кричат себе, поют задорно.

Пусть все слышат птичий перезвон.

«Ведь весёлой птицей быть зазорно!» –

Искренне считает он.

И на склад крадётся жадный дюже

Тихой сапой «Ванька-озорник».

Запихнул в портфель он банки туже,

В маскировке поднял воротник.

Платон задумался, и отложил текст, так как пора было идти домой.

На следующий день он, в ожидании заряжания автомобильного аккумулятора продолжил стихотворение в гараже, чуть было, не потеряв нить, его идею, но вовремя спохватившись:

И я опять забил весеннюю тревогу.

И птиц опять послал бы я во все концы.

Но кто из них сейчас придёт мне на подмогу,

Чтоб Гудин Ванька не обрезал все концы?

Ведь нам такая прыть не нужна!

Для нас лишь только честность важна!

И нам такой петух ни к чему!

Об этом мы и скажем ему:

Да! Да…, да!

Иногда!

Но! Но…, но:

Всё равно:

Слепят лучи,

Журчат ручьи.

И бывший лёд на Солнце тает.

И даже пень

В апрельский день

С берёзкой… переспать мечтает!

Журчат ручьи,

Кричат грачи,

И Ванька Гудин расцветает.

Пока апрель –

Мечтать не лень,

И он с надеждой засыпает…

Ведь он решил: ему всё можно,

Раз стоит сейчас на девок… хрен!

И на старости, но осторожно,

Совершить готов он адюльтер.

И в ответ так дерзко отвечает,

Что смолкает птичий перезвон.

Ванька искренне всегда считает,

Что всегда везде прав лишь он.

«И честность не нужна никому!

И говорить о том ему ни к чему!

Скворцы, да и весна – ерунда!

Да, да, да! Ерунда!

И потуги мои – ерунда!

Да, да, да! Как всегда!».

Но! Летят… гонцы

Во все концы:

Иван… плывёт –

Ему дорогу!

Почти всю прошедшую неделю Нона готовила свои трофейные вещи к вывозу на дачу, попутно изливая душу Платону. Вскоре появился её младший сынок Олег – скрытый экстрасенс, студент. Мать стала хлопотать над чаем.

Проходя в узком месте своего кабинета мимо нагнувшейся к чайнику Ноны, Платон невольно слегка задел своим бедром её обширные ягодицы.

– «Э-эх!» – вздохнула женщина.

– «Ещё раз?!» – спросил мужчина.

– «Щаз…!» – пообещала она.

– «Разденусь!» – помог он.

И действительно, в их помещении в последние дни стало явно теплее.

Коммунальщики несколько не успевали за перепадами ночных и дневных температур. Через теперь постоянно открытую форточку в полуподвальное помещение ООО «Де-ка» врывался пьянящий, свежий, весенний воздух. А за окном природа осторожничала, ночным морозцем придерживая рьяную весну, очередная встреча с которой предстояла Платону опять на лыжне.

Бесснежная неделя во многих местах замусорила лыжню сухими листьями, мелкими палками и прочими дарами деревьев и кустов, сделав её невозможной для постоянного скоростного бега, а местами даже опасной. В хвойном лесу было ощущение, что идёшь не по лыжне, а по тропинке, во многих местах щедро присыпанной песком. Это многочисленные не истлевшие прошлогодние еловые и сосновые иголки нещадно тормозили лыжи, делая скольжение совершенно невозможным. Поэтому лыжник в этот раз не упирался, показав и соответствующее весьма посредственное время.

Воскресный поход сулил продолжение им уже пройденного. Но ночные заморозки покрыли тонкой корочкой льда весь лежащий на земле мусор, из-за чего неожиданно для Платона скольжение стало отменным.

Поначалу, опасаясь резкого торможения и возможного падения, он шёл осторожно. Но по мере отсутствия сопротивления и излишнего трения, Платон осмелел и прибавил ходу, да так, что в итоге без лишнего напряжения показал лучшее время в сезоне, на минуту туда, и на две минуты обратно улучшив рекорды. Домой возвращался довольный и не уставший.

В понедельник неожиданно подморозило, и днём подул холодный, злой, пронизывающий ветер, напомнивший Платону поговорку «марток – оденешь семь порток».

Во вторник, 16 марта, Вячеславу Платоновичу Гаврилову-Кочету исполнилось сорок пять лет. Вечером после работы отец по Skype поздравил старшего сына с юбилеем, а тот рассказал о последних новостях жизни его семьи.

А в среду ещё больше подморозило. И тут ещё рабочие вдобавок стали менять в здании батареи центрального отопления. Первой замёрзла, как и должно быть по должности, комендант здания – Нона Петровна Барсукова:

– «Я уже замерзаю!».

– «Так двигаться надо… в сторону дома!» – искренне подсказал Платон.

Повинуясь совету коллеги, Нона Петровна не сразу двинулась в сторону дома. Поначалу она погрелась рассказом о своих любовно-сексуальных проблемах. Платону уже давно показалось, что эта женщина планомерно обхаживает его, готовя в свои сексуальные партнёры. Она теперь не намекала, а в открытую говорила, что голодна в сексуальном плане, что может возбудить любого мужчину и уверенно поднять его естество из положения ниц, и даже удовлетворить мужчину с помощью минета.