Словно окончательно проснувшаяся после зимней спячки любвеобильная сучка, она темпераментно и энергично теперь готовилась вкусить все прелести ненасытной любовной жизни, коей она была просто беременна.

Более того, она намекнула Платону, что хоть сейчас может легко найти в их здании вполне уютное и подходящее помещение для сексуальных утех.

От таких откровений Платону стало даже неудобно перед самим собой.

Ведь ещё совсем немного и Нона просто внаглую предложит ему заняться с нею сексом. Однако верный, но голодный, в отличие от других, он пока

держался. Но это событие произвело на Платона сильное впечатление, и он разразился в ответ Ноне стихотворением на музыку песни А. Макаревича «Синяя птица», которое вскоре и подарил виновнице, так и назвав его:

Женщине, рождённой для любви!

Пред тобой я снимаю шляпу,

А не только снимаю штаны.

Я такую мечтал встретить бабу:

Воплощенье моей мечты!

Ты не птица, и не… «блошка»,

А нормальная в жизни… «мать».

Извращенка быть может немножко?!

У тебя ни взять, ни отнять.

И в постели ты словно кошка.

По-простому тебя не взять.

И в любви ты Эйнштейн немножко.

В общем, форменная даже… «мать»!

Я всегда о тебе мечтаю!

Ну, и как же с тобою мы?

Я в мечтах своих словно таю,

С воплощеньем моей мечты.

Я ищу с тобой снова встречи.

Я хочу заглянуть в глаза,

И услышать сладкие речи,

Растрепать твои волоса;

Ощутить твои нежные руки,

Задохнуться в устах твоих,

И почувствовать крепкие груди

На коленях и бёдрах моих.

Да! Ведь в том твоё назначенье!

По-другому устроена ты.

Ты божественное творенье!

Воплощенье земной красоты!

А пусть злые… лишь лясы точат.

А завистники по пустякам

Тебя на людях всё порочат.

Ведь плевать на плебеев нам.

От плебеев всегда много шума.

Много дикости и суеты.

Их активность доходит до бума,

А последствия – до маеты.

Но нельзя «опустить» королеву.

Её можно только поднять!

И тем боле королеву-деву!

И тем паче королеву-мать!

Что божественно, то не стыдно!

Не стесняешься ты наготы.

И любить тебя не постыдно.

Ты не любишь лишь простоты.

Ты чаруешь нас всех собою.

И с тобой всяк готов пойти.

Но, как с богинею дорогою.

Берегиня ведь ты любви!

Не у каждого хватит духу

Красоту такую объять.

И боится он дать маху.

Он боится даже обнять.

Он боится с устами слиться,

Заглянуть богине в глаза.

И под речи красы-девицы

Отпустить свои тормоза.

Получить наслажденье земное.

Насладиться любовью всласть.

И почувствовать то, родное:

Ощутить над богиней власть!

Ну, а всё остальное на свете

Это сущая ерунда!

От любви лишь рождаются дети!

От неё лишь большие дела!

И не каждому в жизни даётся

Жить, любить, и детей рожать!

Ну, а что же другим остаётся?

Только лишь себя ублажать.

В заключенье, я к Вам, мужчины,

Обращаюсь здесь с песней моей:

Будьте Вы повнимательней, чинны

К птице счастья любви своей.

Вот такая о женщине песня!

Вот такая о прошлом грусть.

В этой песне пред Вами весь я.

Если можно, то я вернусь!

Ну, а как же, жена, быть с тобою?

Как же нам друг друга понять?

Как же нам быть с любовью такою?

Это ЖЕНЩИНА, а не…«мать»!

Может быть, надеюсь, что скоро,

С воплощеньем моей мечты,

Ты отложишь дела все споро,

На минуты такой станешь ты?!

Ну, и кто сейчас в моём сердце?

Ну, конечно, опять же ты!

Воплощеньем любовников в дельце

Может, станем когда-то и мы?!

Будешь ты для меня желанной!

Будешь ты для меня дорогой!

Может счастье небесной манной

Окропит образ женский твой?!

Из-за пыли и вони при отрезании старых батарей пожилая вахтёрша Татьяна Васильевна тоже попросилась во временное убежище к Платону. И тот предложил ей пока разделить комнату с племянницей её же мужа – Ноной.

Вскоре на склад мимо беженок продефилировал Гудин. Не разговаривающий с его разоблачившей Ноной, Иван Гаврилович обратился к Татьяне Васильевне:

– «Тань! Ты теперь у нас дежуришь?!».

– «Да! Вот слежу!».

– «Чтоб не… «стырил» чего!» – не удержался Платон.

Но Гудин не был бы Гудиным, если бы на обратном пути не попытался перевести стрелки подозрительности, в том числе Ноны, на Платона:

– «Так тут уже брать нечего! Всё вынесли!».

– «Домой и на дачу!» – помог ему с откровением Платон.

Вскоре вместо Гудина к Платону вошла Надежда, вручая ему деньги:

– «Платон, когда пойдёшь обедать, на обратном пути купи пакеты и мне яблок и вафли!».

– «Хорошо!».

– «А ты когда пойдёшь?».

– «В два!».

– «О! Это поздно!».

– «Так, если хочешь раньше, пошли… Челсика!».

Услышав это, Нона захохотала. Со ставшим, после смерти Тоси – старшей собаки Надежды, теперь вожаком стаи Челсиком, Ивана Гавриловича Гудина Платон ещё не сравнивал.

Держатели животных Платон и Надежда давно утвердились в единодушном мнении, что метод её знаменитого однофамильца И. П. Павлова вкорне неверен. Ибо их опыт сожительства с кошками и собаками утвердил обоих в единодушном мнении, что те, безусловно, имеют даже возможно интеллект, не имеющий ничего общего с, какими бы ни было, рефлексами.