разбегаться и относиться ответственно к обучению. Вы уже поняли, что знание универсального языка, прежде всего, нужно вам, кроме языка, ещё есть ряд предметов, которые вам необходимо будет освоить, но язык прежде всего. Миц ушёл, не прощаясь, своей мягкой, пружинящей походкой. До ужина ещё было время, мы вернулись в свою комнату. На третьей кровати нас ждал новый сосед. Он был, наверное, из кукольных людей, его лицо покраснело от обиды, на глаза на вертались слёзы, густые ресницы дрожали, по лицу пробегали нервные спазмы. Наш сосед был близок к истерике. Окседианец перекривил его, превратившись в кукольного человечка. Сосед улыбнулся всеми своими пятидесятью зубами, от его улыбки мне дурно стало. Откуда мы могли знать, что слезливость и обиженный вид – нормальное состояние здорового ревлея, если ревлей не плачет значит он заболел или проголодался. Блин! Этот сосед был похож по характеру на крокодила. И шутки у него такие же! Любил пугать нас, зевая, как лев, а мог целый день лежать неподвижно, с открытым ртом. В нашей комнате был полный комплект. Если окседианцев было много, то я и ревлей не имели соплеменников, и вообще, наша комната отличалась от всех остальных, и как показала история, из нас получился дружный, сплочённый коллектив. Назавтра, оставшиеся комнаты были заселены девушками и началось наше обучение. Школьный звонок зазвенел утром в моей голове. Мне снился сон: поселок, сосед по дому и по парте – Стас, а я, наверное, заснул на уроке. Блин! Открыл глаза, а по комнате зеркало скачет. Я не пойму, где нахожусь, в углу сосед, то плачет, то смеётся, так ревлеи молятся по утрам. А окседианец, зараза, нашёл рамку и перекривлял меня, из уважения, наверное. Я запустил в него подушкой, ревлею понравилась эта игра. Короче, на свой первый урок мы опоздали, все волосы были забиты сухим камышом. Когда мы вошли в класс, прозвенело два звонка, и Миц разогнал нас по кабинам. Я ожидал, что угодно, но из непонятных динамиков, стала литься монотонная успокаивающая музыка.

– Где я?

Я вслушался в свой голос.

– Это я сказал?

Двери в кабинку раскрылись:

– Просыпайтесь, Перемена. Всем пора на обед. Выходим по двое, возле дверей не толпиться.

Я попал в пару с девочкой с крыльями. Вовремя я вспомнил деда, чуть не спросил у неё:

– Бабочка, ты кто?

Бабочка опередила меня, спросила первая моё имя:

– Ты кто?

– Человек.

– Как тебя зовут, человек?

Я впервые, в этом мире, назвал своё земное имя – Майкл. Моя мама говорила, что оно не нравится деду. Никто не знает, почему? Как будто Зельд лучше? К своему удивлению, я узнал, что зельд – это ткач. Надо будет спросить у деда, почему его ткачом называют? В столовой мы с бабочкой потерялись, я даже не успел спросить, как зовут мою ясельную подружку. Мои друзья ждали меня у столика, они даже выполнили для меня заказ, ориентируясь по моему вкусу. Крокодил заказал опарыши, макароны разбегались по столу, окседианец их ловил вилкой и снова скидывал в мою тарелку. Мать меня учила так, если не нравится, ешь с закрытыми глазами. Беда была в другом: – нравилось, очень нравилось, я уже знал, что это живые корни, было вкусно, а глаза я открывал, чтобы поймать следующую макаронину. А, опарыши – это не опарыши, те же живые корни, но порубленные на измельчённое спагетти. Но макароны мне больше нравятся. А, красный сок, который я принял за томатный – это кровь болотного лягушатника (трава такая). И ничего, все пьют, всем нравится. А мне нравился фирменный очеретовый лимонад страны зелёных туманов. (Я не знал технологии его приготовления, а дед не рассказывал мне ничего, говорил, что это секрет фирмы, а если бы рассказал, то я, наверное, тоже, как дед, не пил бы этот напиток. Миц говорил, что очеретовый лимонад очень полезен для здоровья, выводит какие-то радионуклиды. Я при каждом посещении столовой выпивал не менее двух стаканов напитка. (Если бы я знал тогда, на какие лишения приходилось идти стране зелёного тумана, ради производства этого напитка!?) Меня ещё успокаивало то, что этот лимонад, мало, что был чрезвычайно вкусен, он ещё был низко калориен, и мне не грозила плюсовая отметка. Я видел, как обжоры тренируются на канатах, подымаясь на мост. Девочкам нашей группы была предписана калорийная диета, чтобы избежать повторного принудительного кормления, бедные, заталкивали в себя все блюда, приготовленные из продуктов, со знаком плюс. После вкусного обеда, так не хотелось возвращаться в свои учебные кабинки, но надо! Кот напугал нас принудительным обучением. Оно касается хронических лентяев и прогульщиков. Не знаю. Но если принудительное обучение, такое же, как принудительное кормление, то лучше не надо. Оно, одно, наверное, связано с другим, вроде мы обучаемся, не напрягаясь, во сне…, но через неделю на табло моей кабинки появился минус, и мне пришлось пересесть на диетический стол к девочкам. Окседианца звали Валд, он из себя выходил, поддёргивая меня, правда все его шутки были добрыми, я никогда не обижался на него, в крайнем случае, всё заканчивалось подушечной войной. Мы были детьми, и у нас было столько энергии. А девчонки, наоборот были рады, принять за своим столом такого красавца из людей, которым они меня считали. И имя им моё нравилось – такое таинственное и чарующее, Майкл. У девчонок вечно глупости в голове, а я уже целую неделю в минусах! Дед вовремя появился, обещал, что посещать будет. Я, всё окно в этих яслях проглядел! Появился, через полтора месяца учёбы. И сразу, к инструктору в кабинет. Язык мы уже успели усвоить, все ребята на отработке, по горам в пещерах живые корни ловят, а я в карантине из-за минуса. Плакса так и не назвал своего имени, сказал, что его нет в универсальном языке, мы с Валдом еле упросили его, чтобы он назвался по-своему, по-ревлейски. Блин! Такой скулёж начался, со всхлипами! Я никогда такого имени не слышал. Валд признался, что даже повторить это нытьё, не сможет. Мы назвали ревлея Нытиком. Он не обижался – лучше иметь, хоть какое имя, чем совсем ничего. Нам, итак, от Мица доставалось за то, что мы соседа обижаем. Надо отдать должное, что это был первый ревлей в стране зелёного тумана, за всё существование ясельной учебной программы. Я, на все замечания инструктора, молчал. Что я мог сказать? А Валд был более горячий:

– Вы ещё не видели, как он смеётся!

Миц не поверил, пришёл в нашу комнату с