каждого, кто имеет статус душевнобольного. Достойно иронии то, что несвободным такого человека считают не потому, что он лишен свободы психиатрами или иным образом ими ограничен, а потому, что его считают «узником своего заболевания», которого «освободит лечение». Согласно этой общепринятой мудрости человек с «диагностируемым психическим заболеванием» наделен уменьшенной способностью контролировать свои побуждения причинить вред себе или другим либо даже вовсе лишен таковой и, следовательно, опасен для себя и других и, следовательно, подлежит лишению свободы и избавлению от ответственности за свои поступки — как в своих собственных интересах, так и в интересах общества. В той степени, в которой человек принимает этот взгляд на психиатрического пациента, он будет ошибочно принимать психиатрических агентов государства за союзников пациента, а не его врагов.

В действительности большинство людей, которым выставлены диагнозы психических заболеваний, не инициируют насилия. В то же время именно это повседневно делают большинство психиатров, как правило, по распоряжению родителей, супругов, социальных работников, прокуроров и судей. Такое насилие понимают и принимают в статусе «диагноза» и «лечения».

Свобода делать что?

Идеи несвободы и освобождения всегда существуют вместе, весьма напоминая в этом идеи болезни и лечения или невежества и образования. Мы ожидаем, что врач будет лечить, не спрашивая пациента, воспользуется ли тот своим здоровьем во благо или во вред. Мы ожидаем, что учитель будет просвещать, не спрашивая себя, применит ли студент изученное в добрых или в злых целях. Мы делаем так потому, что считаем здоровье и знание априори абсолютными благами, из которых каждое является благом само по себе. Это представление зеркально отражает право-философское представление о зле самом по себе — по сути аморальном действии вне зависимости от того, запрещает ли его закон, примером чему может служить убийство. Это не означает, что врачи и учителя не могут оспаривать то, каким образом люди используют свое здоровье и свое образование. Как субъекты нравственного выбора, они могут и даже обязаны это делать, отвечая на этот вопрос так, как они сочтут правильным, и поступать соответственно.

Положение либертарианца очень похоже. Свобода — благо само по себе, такое благо, которое многие люди ценят выше, чем здоровье и знание. Освобождение от притеснения делает нас свободными. Делать что? Ответы на этот вопрос формируют границы великих религиозных, философских и политических «видений» Добропорядочной жизни и Праведного пути.

Освобожденные, чем мы займем себя? Начнем искать несвободы и безопасности младенца или приключений и рисков взрослого, полагающегося на самого себя? Уединения и изоляции религиозного отшельника или Робинзона Крузо или вызовов содержания самого себя и своей семьи в современном мире?

Нам следует с самым тщательным вниманием рассмотреть связь между свободой и тем, что мы называем психической болезнью. Никто из нас не свободен в полной мере от предрассудков своего времени. Эдмунд Бёрк (1729‒1797), следуя традиции и закону, уравнивал безумие с неконтролируемыми страстями и «непреодолимыми побуждениями» совершать беззаконие и полагал не требующей доказательств полезность лишения свободы сумасшедшего, как для него самого, так и для общества. Он высказывал знаменитое предупреждение: «Влияние свободы на индивида состоит в том, что он может поступать как ему нравится; мы должны понять, что ему нравится, прежде чем направим ему свои поздравления, которые могут обернуться соболезнованиями… Должен ли я… из-за того, что абстрактная свобода отнесена к благословениям для человечества, всерьез поздравлять безумца, который бежал из-под защиты сумасшедшего дома и благотворного мрака своей палаты, лишь потому, что он вновь получил возможность пользоваться светом и свободой?»26.

На протяжении долгого времени, пока человечество оставалось в своем младенчестве, люди рассматривали свободу как жизнь в гармонии с волей Бога или богов. Для благочестивого еврея, христианина или мусульманина жизнь вне границ его религии — ересь и грех. Слово «Ислам» означает «Подчинение» (воле Бога).

Политики не устают говорить людям, что свобода — природное состояние человечества, и многие люди начали в это верить. Современные войны ведутся под знаменем «освобождения». Это великая ложь. «На протяжении тысячелетий, — писал лорд Актон, — история человека была историей становления не свободы, а порабощения… идея о том, что свобода — это правильно, не возникала на протяжении тысячелетий»27. Данное глубокое понимание состояния человека рефлективно отрицается в риторике современных демократических политиков. Естественным состоянием человека представляется подчинение власти. Самостоятельность и свобода — психологические и политические аномалии. Дух государственничества живет и здравствует. Риторика Муссолини, восхвалявшего «фашистскую» государственность, представляет собой риторику тоталитарной демократии: «Если свобода — свойство настоящего человека, а не абстрактной марионетки, предусмотренной индивидуалистическим либерализмом, то фашизм — за свободу»28. Тоталитарная демократия и терапевтическое государство точно так же выступают «за свободу»29.

Такой спасительно-государственнический взгляд воспроизводит, в якобы светском обличии, тоталитарное мировоззрение великих монотеистических религий. В этой схеме — как и в сталинской, гитлеровской, муссолиниевской или психиатрической — нет места частной сфере существования. Все создано Богом и принадлежит Богу. Бог повсюду и управляет всем. Вот почему благочестивый еврей носит ермолку (шапочку) всегда, в любых обстоятельствах, почему благоверный католик подчиняется непогрешимости Папы, почему для правоверного мусульманина такой вещи, как светское государство, быть не может и почему для истинно верующего в психиатрию нет такой вещи, как психиатрия, отъединенная от государства.

Британский консервативный общественный обозреватель Роджер Скрутон правильно отмечает, что Коран «не делает разницы между общественной и личной сферами… Законы, регулирующие брак, собственность, ростовщичество и торговлю, сосуществуют бок о бок с правилами домашних обычаев, хороших манер и личной гигиены. Поведение на войне и обращение с преступниками рассматриваются в том же тоне, что диета и дефекация… Иными словами, Ислам — не столько теологическая доктрина, сколько система благочестия. Принять ее означает открыть для себя правила жизни без тревог и душевного комфорта»30.

Сходным образом психиатр Дж. Брок Чисхолм, военный врач наивысшего ранга в вооруженных силах Канады во время Второй мировой войны и первый руководитель Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), провозглашал:

Переистолкование и постепенное искоренение понятий «правильного» и «неправильного»… таковы запоздалые цели практически любой эффективной психотерапии… Если род человеческий надлежит спасти от увечащего бремени добра и зла — именно психиатры должны будут возложить на себя главную ответственность… мир болен, и его недуги вызваны извращенностью человека, его неспособностью жить с самим собой. Микроб не является врагом, наука в достаточной степени развита, чтобы справиться с ним, если не препятствуют барьеры предрассудка, невежества, религиозной нетерпимости, нищеты и бедности… эти психологические бедствия должны быть поняты для назначения лекарства, и следовательно, объем задачи, стоящей перед Комитетом [Технический