– Вот именно, – сказала она. – А ты не знаешь?

– Понятия не имею.

– Ты кто такой?

– Это так уж важно?

– Да.

– Я бродяга. Скитаюсь себе по местам, где не был прежде, воти к вам занесло. Достаточно?

– Что ты о нас знаешь?

– Абсолютно ничего, – сказал я.

– Откуда ты?

– Издалека.

– Из-за Мохнатого Хребта?

– Приблизительно, – осторожно кивнул я. – Можносказать и так.

– Так я и думала, – кивнула она. – Мы слышали, чтои там кто-то живет, но достоверных данных не было…

Джип обогнал броневик и несся дальше по автостраде, пополамразрубавшей унылую серо-зеленую степь. Сопряженное пространство? Неведомоедевятое с половиной измерение? Теоретических моделей у наших ученых, как яслышал, хватало, но с экспериментальным подтверждением было гораздо хуже. Оченьвовремя подвернулась мне эта девчонка, еще немного, и можно было принятьпроисходящее за деятельность некой диктатуры, зверски уничтожающей оппозицию.Ведь это так знакомо нам, это не в таком уж давнем прошлом – изрешеченныепулями трупы на обочине, трупы, волочащиеся за броневиками…

– Где они живут, ваши вурдалаки? – спросил я. – Влесу?

– И в лесу, и в городе. Они…

Я схватил ее за руку, и она мгновенно затормозила, джипснова занесло поперек шоссе. Отличные были тормоза, и реакция у неепревосходная.

– Что случилось? – спросила она тревожно.

– Я, наверное, сойду. Это опасно – оставаться здесь одному?

– Здесь – нет, город близко. А что тебе понадобилось?

– Естественные потребности, – сказал я. – Тыуезжай, не жди.

– Мы тебя обязательно найдем в городе, – сказалаона. – В городе поселишься в отеле «Холидей». Знаешь, что такое отель?

– Примерно представляю. Понадобятся документы или деньги?

– Что?

– Деньги или документы.

– Не понимаю, о чем ты. Остановишься в отеле «Холидей». Кактебя зовут?

– Капитан Алехин. – Я щелкнул каблуками. Здесь я могпозволить себе непозволительную в других местах роскошь именоватьсясобственной, то бишь полученной при рождении, фамилией. – КапитанАлександр Алехин.

– Меня зовут Кати, – сказала она. – Ну, досвиданья. Можешь остановить броневик, они подвезут, только не вздумай и с нимишутить насчет вурдалаков… Пока.

Она показала мне язык, и джип умчался. Я огляделся, сошел наобочину и зашагал в степь, вправо от дороги – туда, где виднелись эти обломки.Я знал, что могу увидеть их здесь, где же им еще быть, как не здесь, ноподсознательно надеялся, что все будет не так примитивно, что это не простоавария, а мостик к чему-то глобальному, важному. Так думали обложившие островоксветила научной мысли, так думали и у нас, все мы надеялись на нечтозначительное, великое, эпохальное, на сияющие горизонты, доступные вершины, ещевчера считавшиеся непокоримыми. Воздушные замки. Уютные фуникулеры, ведущие кснеговым пикам, куда до сих пор доползали на брюхе лишь отчаянные одиночки – поодному везунчику на девяносто девять почетно сгинувших без вести. О многом мыгрезили, не привыкшие грезить люди, наблюдая в бинокли за островком…

Когда-то, совсем недавно, всего три дня назад, это былскоростной вертолет «Орлан», маневренная и надежная машина. Теперь передо мнойгромоздились перекрученные лохмотья ферролита, землю усеяли клочья обивки иосколки унилекса – небьющегося стекла фантастической прочности. Дед бил-бил –не разбил, баба била-била – не разбила… Один решетчатый хвост осталсянетронутым, красно-синий хвост с яркой эмблемой биостанции «Зебра» – его я иувидел из машины. Красивое перо мертвой птицы.

А земля вокруг нетронута, цела трава, целы низкие серыекочки, придающие равнине вид коварного болота. Ни малейшего следа, несмотря нато что падавший с высоты вертолет должен был разметать землю, вспахать ее,вырвать кочки, оставить заметный след. Я служил когда-то в вертолетных частях ихорошо знал, как это выглядит… Или на здешнюю почву наши законы природы недействуют?

Я ударил каблуком по земле. Земля была твердая, пронизаннаякорнями, но каблук все-таки выбил крохотную ямку. Земля самая обыкновенная.Либо разбитый вертолет был опущен на землю медленно, плавно, с нормальнойпосадочной скоростью, либо все произошло где-то в другом месте, и обломкиперевезены сюда.

Нечего и пытаться пролезть в кабину – кабины не было. Япринюхался – сладковатого запаха разложения не чувствовалось, пахло толькосухой травой, краской, свежей синтетикой – «Орлан» был новенький, Бауэр решилего обновить и обновил вот. Руди, кто это тебя так?

Я обошел обломки со стороны бывшей кабины и замер. В тенистоял голубой пластиковый ящик, и на ящике сидел Рудольф Бауэр, сидел, свесивдлинные руки меж колен, загорелый, безмятежный, одетый так, как был одет в деньсвоего исчезновения, и одежда – чистая, отутюженная, новенькая. Даже запах еголюбимого одеколона «Шери» витал в воздухе.

– Ты… ты чего здесь сидишь? – спросил я хрипло.

Бауэр спокойно и неторопливо поднял голову, наши взглядывстретились, и я охнул. Это нельзя было даже назвать взглядом идиота, гораздострашнее – пустота. У любого идиота в глазах что-то есть, хотя бы одинидиотизм, а у ЭТОГО был пустой, как вакуум, взгляд, взгляд, из которогоотсосано все человеческое и ничего не дано взамен. Ни малейшей тени каких бы тони было эмоций. Бессмысленная стерильная пустота.

– Кто ты такой? – спросил Бауэр столь же стерильным,профильтрованным голосом, и его лицо осталось неподвижным, а глаза смотрелисквозь меня с величавым спокойствием слепых бельм степной каменной бабы,повидавшей на своем веку слишком многое, чтобы интересоваться каким-то тамодиноким двуногим. Впрочем, и равнодушия в этом взгляде не было. Ничего небыло. Просто Пустота.

– Бауэр, – сказал я, и мне хотелось плакать. –Руди, ты же меня знаешь, мы с тобой сто раз летали на рыбалку, и ресторан«Камеамеа Великий», помнишь? Я Алехин, капитан Алехин, неужели ты забыл?

– Я тебя не знаю, – сказал он. – Оставь меня впокое.

– Может быть, тебе лекарства? – Я потянулся зааптечкой.

– Никаких лекарств, – сказал этот манекен. –Оставь меня в покое.

Разумом я понимал, что это не Руди, что все так и,останется, но сердцем не смог принять – суетился вокруг него, совал ему ампулы,пытался заставить встать и идти за мной, а он отстранялся, отводил мои руки,монотонно просил отстать, отвязаться, оставить его в покое, уйти и ненадоедать. Не узнавал меня и не хотел со мной разговаривать, не хотел ничегоделать и принимать от меня помощь. Я выбился из сил и отступился наконец. Всеравно что биться головой о каменную стену, только стена еще и заявляла человеческимголосом, что она всем этим недовольна и просит меня идти своей дорогой.