Конечно, когда Катя жила в городе, иной раз она заходила в городские храмы, но главным образом для того, чтобы ознакомиться с их внутренним убранством, которое по большей части оказывалось весьма пышным и богатым. Как с этим обстояло в Дубочках, девушка понятия не имела. И вот теперь ей предстояло исправить этот промах.

Место, которое Василий Петрович выбрал для строительства, было очень живописное, к церкви вела аллея из молоденьких каштанов, высаженных несколько лет назад, но отлично принявшихся. Также строителям удалось сберечь старинные липы, которые окружали церковь хороводом. Но самым главным украшением были два больших клена, росших перед входом, которые до сих пор были наряжены в последние золотые и красные листья.

Эти клены напоминали Кате охранников и строгих сторожей. Она даже чего-то вдруг заробела, не зная, стоит ли идти внутрь, чтобы поговорить со священником. Ну, чего ей отвлекать человека? У него, может, дела. И потом, платка у нее нету. И в брюках она. В церковь ведь вроде бы в брюках и с непокрытой головой нельзя приходить? Катя уже почти решила повернуть назад, отговорившись перед самой собой, что придет в другой раз, когда экипируется более подходящим образом, но внезапно дверь церкви отворилась, и из нее выскользнула молодая девушка, еще моложе самой Кати.

Катя невольно вытаращила глаза на эту особу. Вот уж не ожидала увидеть тут подобного вида персону. Где угодно, но только не в этом месте. Девушка была ярко, даже вульгарно накрашена, вытравленные до белизны волосы торчали во все стороны. И одета она была настолько неподобающим для такого места образом, что у Кати на свой счет пропали всякие сомнения. Если сюда кому-то можно являться в короткой юбчонке, колготках сеточкой и макияже а-ля шалава с трассы, то чего уж ей-то, скромной воспитательнице детского садика, стесняться?!

Размалеванная деваха скользнула по Кате враждебным взглядом, быстро огляделась по сторонам, а потом, прижимая к груди сумку, прошмыгнула мимо нее и бросилась бежать с горки. Немного удивившись такой ее поспешности, Катя толкнула дверь и оказалась в теплом, пахнущем воском и ладаном помещении. Церковь была деревянная, и от этого в ней тоже создавалась какая-то особенная атмосфера. Кате в жизни случалось бывать в городских храмах, но там она всегда робела, терялась и не знала, что ей делать и куда девать свои руки. А тут вдруг почувствовала себя словно дома, только еще лучше.

— Батюшка, — робко позвала она и, так как никто не отзывался, повторила: — Батюшка или… или кто-нибудь.

Никто не отзывался. Чтобы не терять даром времени, Катя с любопытством огляделась по сторонам. Внимание ее привлек к себе иконостас, закрывающий собой алтарную часть церкви. Он также был деревянным, но все пространство между иконами заполняла изумительная по тонкости, изяществу и красоте художественная резьба.

Невольно залюбовавшись дивным зрелищем, Катя шагнула ближе, чтобы разглядеть получше. Для этого ей пришлось обогнуть подсвечник с несколькими горящими свечами, стоящий перед высоким пустым столиком с неудобной покатой столешницей. Столик был пуст, хотя на нем, наверное, должна была лежать какая-нибудь икона или изображение святого. Катя еще удивилась — зачем тут горят свечи, ведь их зажигают перед иконами, разве нет?

Но тут она случайно задела ногой медную миску, стоящую на полу, куда служительницы сбрасывали огарки свечей. Миска заплясала по полу с громким звуком. И в ту же минуту из-за маленькой боковой дверки выглянул священник. Его взгляд встретился с Катиным, и они замерли. Симпатичный, подумала про себя Катя, и приободрилась. Она предпочитала общаться с симпатичными ей людьми, так общение шло всегда как-то легче. Что подумал про себя священник, увидев Катю, сказать было трудно, потому что лицо отца Андрея, как обычно, было невозмутимо. Убедившись, что возмутительница тишины в храме ничего дурного не имела в виду, виной всему случайность, он собрался скрыться в своем убежище, но Катя его остановила:

— Простите за беспокойство, вы ведь здешний священник?

— Ну, во всяком случае, с утра был им.

Убедившись, что священник способен изъясняться вполне нормальным, человеческим языком и даже шутить, Катя еще больше приободрилась. Почему-то ей до сего дня казалось, что священники просто обязаны изъясняться велеречиво, так что с трудом поймешь. А в самом худшем случае, так и вовсе чешут по-старославянски, так что вообще из их речей ничего не понять. Но этот батюшка и говорил понятно, и выглядел обычным человеком. Ну, разве что бородат был и одет в рясу.

— Понимаете, у меня проблема. Правда, не знаю, стоит ли вам рассказывать о ней или не стоит отнимать ваше время.

— Мое время принадлежит вам.

— Правда?

Катя обрадовалась еще больше. Давно ей не встречался такой обходительный и вежливый собеседник. Она даже пожалела, что раньше не заходила в церкви, чтобы просто побеседовать там со священниками. Знала бы, какие они приветливые и милые, обязательно бы заглянула еще в городе. Хотя, кто знает, возможно, городские священники держатся куда горделивей и напыщенней, все-таки служат не где-нибудь, а в больших каменных соборах, пышно украшенных и богатых. А богатые, они всегда немного зазнаются. Это Катя хорошо знала по собственной родне — дяде и тете.

Тут надо сказать, что после смерти своих родителей, скоропостижной и внезапной — отец умер от инфаркта, а спустя пару месяцев тихо скончалась и мама, просто последовала за своим мужем, — у Кати в целом свете не осталось никого, кроме этих дяди и тети. Дядя раньше служил в полиции, а теперь работал в Смольном, тетя жила в Польше и была замужем за фабрикантом, выпускавшим какие-то резиновые изделия, тетя никогда не уточняла, какие именно. Но как бы там ни было, дела у него шли хорошо, жаловаться на плохие продажи резиновых изделий не приходилось. И Катя почему-то рассчитывала, что дядя, который жил с ней в одном городе, или хотя бы тетя, которая всегда клялась, что любит ее, словно родную дочь, немного поддержат ее после потери родителей. Ну, хотя бы в первое время. Хотя бы морально. Но этого не случилось.

Да, наверное, глупо было на это рассчитывать. Ведь когда и родители были живы, дядя и тетя не баловали их своими визитами. Приезжали один раз в год, в новогодние или рождественские каникулы, и всегда подчеркивали, как дорого их время, чтобы они тратили его на такие вот не приносящие ровным счетом никакой пользы посиделки с родными. К себе дядя с тетей их никогда не приглашали. Подразумевалось, что Катя с родителями должны были ценить и такое раз в году выпадавшее на их долю счастье.

Катя всегда удивлялась, что дядя с тетей были удивительно похожи друг на друга, хотя друг другу кровной родней и не приходились. Дядя был братом Катиной мамы, а тетя являлась сестрой Катиного папы. Но оба они держались одинаково высокомерно, хотя сами называли это «независимо». Оба поглядывали на окружающих с одинаковой смесью брезгливости и снисходительности, хотя называли это «добротой». Все это делало их копиями друг друга. Катя частенько думала про себя, что, видимо, обеспеченная жизнь сделала дядю с тетей такими похожими один на другого.