— Лучше ты начинай первым, а я посмотрю, как пойдет. И тогда точно вспомню. Просто тут правила похожи на карточные, а я карточные игры не понимаю. Ах да, принесу-ка я пятую кость.

Голодный Пол снова исчез в кладовке, изъяв недостающую кость из другой коробки, что для настольной игры выглядело эквивалентом каннибализма.

Игра началась, Леонард потряс стаканчик с костями — это делают обеими руками, будто смешивая коктейль. В первую попытку он рассчитывал на фул-хаус, но выпали пять разных чисел. Голодный Пол тоже наметил для себя фул-хаус и быстренько, чтобы освободить руки, отправил в рот диетическое печенье, уронив при этом несколько крошек на свой дзюдоистский халат, который в столь волнующий момент распахнулся на груди. У него выпало две двойки, тройка, пять и шесть. Он понятия не имел, что эта комбинация означает.

— А, вспомнил! Кажется, надо кричать: «Яцзы»? — спросил он за неимением лучших идей.

— Не совсем. Ты, наверное, перепутал с «Бинго» или «Снэпом», — бросив кости несколько раз и пока еще не разобравшись, что означают числа, выпавшие у Голодного Пола, ответил Леонард.

Они постоянно играли в настольные игры, меняя одну на другую, поэтому поначалу, после переключения на что-нибудь новенькое, дело часто шло медленно. «Разогрев» был абсолютно естественным. Так полиглот, только что приземлившийся в аэропорту, должен прежде услышать язык, на котором говорят вокруг, чтобы обрести быстроту и легкость в разговоре. Вскоре игра вошла в размеренный ритм с последовательным бряканьем и метанием костей, перемежаясь с обрывками непринужденной беседы двух друзей, каждый из которых любил свободно поразмышлять на разнообразные волнующие темы.

Голодный Пол всегда чувствовал восхищение перед окружающим миром и воспринимал его как нечто фантастическое. Казалось, для него все научные трактовки превращались в антологию легенд, во что-то удивительное и непостижимое, родственное мифу. Он любил брать в библиотеке журналы «National Geographic», иногда старые, потому что ему было совершенно неважно, когда он прочтет статью о датировке по радиоуглеродному анализу или о персах. Таким образом у него сохранялся живой интерес к миру вообще, и сам он был выше и вне всего того, что обычно зовется текущими событиями. Леонард, будучи в значительной степени самоучкой, имел подписку на «New Scientist», ежегодный рождественский подарок от матери на протяжении многих лет. Еще он любил читать «Yesterday Today», где рассказывалось о новейших изысканиях по древней истории. Для обоих друзей обесцвечивание коралловых рифов было столь же насущным, как недавние всеобщие выборы; обнаружение новых карликовых планет — таким же значимым, как пенальти во вчерашнем матче; а о Марко Поло они рассуждали, как другие судачат о молоденькой актрисе, на днях очутившейся на красной дорожке. Их разговоры сочетали инь приверженности Леонарда к фактам и ян суматошного любопытства Голодного Пола.

— Помнишь выставку картин Эдварда Мунка, на которую мы с тобой ходили в прошлом году? Там еще были все эти больные дети, которые до сих пор преследуют мое воображение, — спросил Голодный Пол.

— Конечно, помню. Вон у тебя на холодильнике сувенирный магнитик с «Криком», ты его там купил. А ведь не всякий художник удостаивается чести попасть на твой холодильник!

— Так вот, сегодня я читал статью как раз об этой картине, и как ты думаешь, что там написано? Хочешь знать, что в картине самое поразительное? — Голодный Пол издевательски тянул с объяснением.

— Ну, дай подумать. Оранжевый фон обозначает извержение Кракатау, да? Ты об этом?

— Интересная мысль, но нет.

Голодный Пол, не переставая, тряс костями в стаканчике, поддерживая напряженность момента.

— Тогда сдаюсь.

— Человек на картине вовсе не кричит!

Раскрыв секрет, Голодный Пол бросил кости на поле. Немного перестарался, потому что один кубик пришлось извлекать из-под стола, — это была четверка, однако удачи она не принесла.

— Правда? Ты уверен?

— Абсолютно. В этом-то все и дело. Человек фактически зажимает уши, чтобы не слышать крика. Разве это не удивительно? Картину настолько неправильно поняли, но она все-таки стала знаменитой.

— Неужели? Должен признаться, я, кажется, сам сделал такую ошибку в нескольких энциклопедиях. Но ничего. Будет интересно включить эту трактовку в следующее издание, исправленное и дополненное.

Наступила очередь ходить Леонарду — и у него выпало «каре». Он отхлебнул из кружки, забыв, что чай-то уже остыл, так что пришлось проглотить противные опивки.

— Ты, наверное, не смотрел вчера вечером документальный фильм об Эдвине Хаббле? — спросил Голодный Пол, продолжая разговор. — Мы с отцом смотрели после моей тренировки, пока мама сидела на телефоне с Грейс. Должен сказать, что без телевизора я бы про космос ничего не понял. Спасибо оксфордским профессорам-энтузиастам, которые, кроме основной работы, участвуют в документальных фильмах Би-би-си — подхалтуривают, наверное. Телевидение и космос просто созданы друг для друга. Мы с папой так увлеклись, что слопали на двоих целый «Тоблерон» — знаешь, такой большой, их обычно в аэропортах продают.

— Жаль, я не смотрел. Я никогда не мог внятно разъяснить в моих энциклопедиях, хотя много раз и не один год об этом читал, что такое расширение и сжатие Вселенной, — признался Леонард. — То есть мне непонятна физическая природа явления. Только представь, что Вселенная окружена чем-то, что не есть Вселенная, и вот в это самое Вселенная расширяется! Или же расширяется не Вселенная, а космос? Как объяснить это детям, не вызвав миллион вопросов, на которые нет ответа? Я уж не говорю о теории, что Вселенная вновь сожмется, как резина, и станет маленькой булавочной головкой. Это же приведет в ужас любого тонко чувствующего ребенка. Как мы можем спокойно жить на свете, зная, что у нас над головой творятся такие вещи? Все мы меньше стали бы трястись по поводу своей судьбы, если бы по-настоящему поняли, что все в конце концов придет к малюсенькой точке. Наверное, надо доверять ученым, но с определенного момента мы можем говорить только о слепой вере. По крайней мере, таково мое мнение.

Голодный Пол наморщил лоб.

— Честно говоря, расширение Вселенной меня очень расстраивает. Как будто мать-природа желает выпихнуть все из всего. Как-то не по-матерински. Вселенная могла бы себе расширяться сколько хочет, но она расширяется, уходя от нас, оставляя людей в еще большем одиночестве, и наш мир кажется нам все меньше.

Друзья надолго замолчали — им всегда было приятно помолчать вдвоем. Они могли долго и спокойно сидеть просто так, не чувствуя необходимости срочно вернуться к прерванному занятию и позволяя тишине растаять, когда придет время. Однако на этот раз неожиданная импровизация Голодного Пола на тему астрофизики пробудила в душе Леонарда меланхолию. Спустя несколько недель после смерти матери