Окно было разбито изнутри. Кроме того, почему именно этот домик? Ни один из остальных не заколочен. — Рейнджер и Мика помогают Тобиасу подняться и влезть в окно. Я всё время беспокоюсь, что он порежется, но, кажется, с ним всё в порядке, крови пока нет. Луч фонарика обводит комнату, когда Черч и Рейнджер следующим подсаживают Мику.

— Спенсер определённо был здесь, — кричит он, а затем раздаётся звук хрустящего дерева, когда входную дверь пинком распахивают изнутри, срывая доску с петель.

— Тренировки ММА, — объясняет Рейнджер, слегка пожимая плечами. Я поднимаю брови, но ничего не говорю, когда мы заходим в переднюю и видим близнецов, роющихся в мусоре на полу.

— Обёртки от «Доритос», контейнеры с остатками еды из Кулинарного клуба и немного обёрточной бумаги. На всём этом беспорядке отчётливо видны следы этого обкуренного-придурка. — Тобиас встаёт, когда Мика отбрасывает в сторону одеяла на диване в поисках… Я не знаю, крови? Признаки того, что он был здесь недавно? Я не знаю. Я не очень хороший следопыт.

Этот домик чертовски намного лучше других, он больше, двухэтажный, и на верхнем этаже стоит огромная двуспальная кровать. Похоже, что он был образцом для строительных проектов, которые были начаты в некоторых других. Неудивительно, что Спенсер любит здесь тусоваться.

Или любил… Пожалуйста, пусть это не будет в прошедшем времени.

Выдыхая, я вместе с остальными осматриваюсь, но здесь нет ничего по-настоящему важного, только какой-то мусор и зарядное устройство для сотового телефона, оставленное в стене. Вот оно.

— Ну, он определённо был здесь, — говорит Черч, прислонившись к стене возле входной двери, опустив подбородок и закрыв глаза. Светлые волосы сползают вперёд, закрывая верхнюю часть его лица, но там всё равно особо нечего смотреть. Он по-прежнему полностью замкнут. — Но это не говорит нам о том, жив ли он ещё.

— Нет, но это хорошее начало. — Рейнджер выдыхает и снова поворачивается к нам лицом, упирая руки в бока. — Спенсер был здесь. И он всегда жалуется на спортивную форму, говорит, что она поджаривает ему яйца. — Он бросает на меня взгляд и слегка пожимает плечами. — Извини за выражение.

— Нет, я понимаю. Спортивные шорты отлично подходят для жарки яиц. Хорошо. Так какое это имеет отношение к чему-либо?

— Ну, после того, как он оставил нас в коридоре, он, вероятно, вернулся в общежитие и захватил сменную одежду. Парень, которого повесили на дереве, всё ещё был одет в униформу. Спенсер ни за что не стал бы торчать здесь, курить косяк и кутить в этих шортах.

— Ты хватаешься за соломинку, чувак. Потные яйца — это не совсем та новаторская подсказка, которую мы ищем. Это ни хрена не значит. — Мика пинает банку из-под газировки по полу, и она шипит.

Шипит.

Как будто она не такая уж и старая.

Мы обмениваемся взглядами, когда он наклоняется и поднимает её, делая глоток из банки. Обе брови поднимаются вверх.

— Чувак, она свежая. Как супер свежая. Она всё ещё газированная. — Сначала он передает её своему брату, затем Рейнджеру, мне, Россу и Черчу. Мы все выпиваем. Она действительно свежая, как будто её открыли всего за несколько минут до того, как мы сюда пришли. Моё сердце подпрыгивает в груди, но я знаю, что это ни черта не значит. Спенсер Харгроув — не единственный студент Адамсона, который пробирается на окраину кампуса, чтобы выкурить косячок.

— Я пытался написать этому засранцу, но ответа не было. — Черч проводит рукой по своему лицу. — Он всё ещё может злиться на нас. Может быть, его телефон выключен?

— Или, может быть, он в морге и не может ответить, — шепчет Мика, и, клянусь, Рейнджер рычит на него.

— Почему ты так настроен быть пессимистичным мудаком, когда остальные из нас так усердно стараются быть позитивными?

— Потому что я не хочу тешить себя надеждами только для того, чтобы меня снова трахнули. Чувак, я… я не знаю, как с этим бороться. Когда я увидел его тело, висящее на том дереве, мне просто захотелось умереть. Не заставляй меня заново переживать этот момент. Я бы предпочёл… думать, что он мёртв, пока не доказано обратное. — Мика закрывает свои зелёные глаза и тяжело опускается на край дивана. Он скрипит, как будто может чувствовать нечто большее, чем просто вес его тела, как будто его эмоции и стресс слишком тяжелы, чтобы их выдержать.

Наступает долгая пауза, прежде чем Черч отталкивается от стены и выпрямляется.

— Мы увидели то, что нам нужно было увидеть. Давайте вернём Шарлотту до того, как директор заметит, что она пропала.

Мы возвращаемся на крыльцо, но я не могу удержаться, чтобы не оглянуться через плечо в последний раз, скучая по Спенсеру, задаваясь вопросом, где же он сейчас, и желая каждым ударом своего сердца, чтобы я снова его увидела.

Если я это сделаю, то подарю ему поцелуй всей жизни, это я вам обещаю.

Может быть, и большее.

Да, наверное, большее.

Глава 3

Следующие несколько дней — это такая долгая, ужасная каторга. Просто час за часом гадаю, когда снова смогу улизнуть, когда папа, возможно, расскажет мне что-нибудь, когда полиция, возможно, завершит своё расследование.

Прошло три дня с начала этого кошмара, а новостей по-прежнему мало, и приходится иметь дело всего с несколькими разгневанными родителями. Уже почти восемь вечера, когда папа входит и садится за обеденный стол, скептически глядя на мою тарелку с макаронами и сыром. Он, наверное, думает, что это из коробки, но он вряд ли знает, что я научилась готовить их во время Кулинарного клуба. Именно Спенсер рассказал мне секрет о том, как смешивать панировочные сухари с маслом и посыпать ими сверху перед выпечкой.

Мои глаза слезятся, но я быстро моргаю, чтобы очистить их.

— Что? — спрашиваю я, отправляя в рот огромный кусок и настороженно наблюдая за отцом. Он не самый общительный, больше похож на какого-то тюремного охранника. Отец крепко обнял меня в тот первый день, но я думаю, что у него проблемы с выражением телесной любви, так что это всё, что я получила. Всего одно объятие. И при этом оно было всего лишь обычным. Рейнджер — тот, кто показал мне, какими на самом деле должны быть объятия.

— Полиция квалифицировала смерть как самоубийство. Я просто хотел, чтобы ты это знала.

— Самоубийство?! — кричу я, случайно швыряя огромный кусок горячих макарон с сыром в стену. И папа, и я съёживаемся, но я ничего не могу с собой поделать.