– О вашей матери… – повторяет он, качая головой, и продолжает: – Так что вам известно о том, чем занималась Абра после ее смерти?

– Мы с Аброй были лучшими друзьями. Я кое-что дал ей. Дружбе пришел конец. Хотя это слишком сильно сказано – мы просто стали чужими.

– А вы могли бы помочь ей, знаете ли, – говорит он, потягивая кофе и поглядывая на меня поверх чашки.

Качаю головой и отвожу взгляд.

– Нет, – бормочу я себе под нос. – Мне всегда недоставало сил.

– Да бросьте. Это ведь неправда? – хмыкает Генри, придавая фразе вопросительное выражение.

Я смотрю прямо на него:

– Похоже, вы и так все знаете. И мне не нужно ничего вам рассказывать.

– Если запастись должным терпением и верой, наша слабость однажды может обратиться в величайшую силу. Эта перемена часто случается в миг крайней нужды. Слабость… – он помедлил, покачивая головой, – в силу.

– Сомневаюсь, чтобы со мной когда-нибудь происходило подобное.

– Возможно, вы в этом не нуждались. Что вы ей дали?

– В то лето? Я отдал ей коробку. Вместе со всем содержимым.

Он кивает. Разумеется, Генри знает о коробке, ведь мистер Теннин знал. После всего, что произошло у Древа, все они хотят ее заполучить.

– А недавно? Отдавали ли вы что-то Абре недавно? Или она вам?

Таращусь в темную гладь кофе в собственной чашке, и мне мерещится, что я смотрю прямо в глаза мистеру Генри. Будто они – его глаза – повсюду.

Я мысленно вызываю в памяти образ коробки, которую опустил в гроб. Атлас, записи. Я положил это туда, потому что решил – все кончено. Считал, что смерть Абры означает конец всего. Но затем ее муж отдал мне меч и дневник. Только для чего?

– Ничем не могу помочь. Я вас не знаю.

Голосом я пытаюсь дать понять визитеру, что пора уходить. Я слишком стар для всего этого и не имею никакого отношения к настоящим или воображаемым событиям, что происходят вокруг. Событиям, скрытым завесой тайны.

Завеса тайны, вновь про себя повторяю я. Именно так мы с Аброй называли все странности, что творились тогда. Словно обычная жизнь находилась по одну сторону этой пелены, а по другую…

А по другую – Древо, мистер Теннин, мистер Джинн, Амарок.

В ту пору, если как следует присмотреться, можно было увидеть тени. Но не сейчас. Я уже много лет ничего подобного не замечал.

– Ваша… осмотрительность похвальна. Но у Абры было кое-что нам крайне необходимое. – Помолчав, он осторожно, вкрадчиво продолжает: – Возможно, это у вас. Прямо здесь.

Мое сердце оглушительно колотится. Я не имею понятия, на чьей стороне этот человек. Не представляю, кто он – «мистер Теннин» или «мистер Джинн». Я отчаянно вглядываюсь ему в глаза, в поисках хоть чего-то, похожего на ответ. Возможно, проблесков доброты.

– Здесь для вас ничего нет, – машу головой я, и от волнения у меня перехватывает дух.

Гость кивает. Мочки ушей с туннелями покачиваются в такт. Он почесывает бровь с семью проколами в ряд.

Расстояние между нами – словно межзвездное пространство, и кажется, что мы с Генри разделены не столом, а сотнями световых лет. Как долго его слова летят ко мне? Сколько миров сгорает, пока я доливаю ему кофе?

– Если вы никуда не торопитесь, я расскажу вам историю, мистер Чемберс.

– Времени у меня полно, – пожимаю плечами я. – Взгляните на меня – ни друзей, ни семьи. Да и денег почти нет. Только куча свободного времени.

– Времени у вас меньше, чем вы думаете, – грустно улыбается он.

Я отпиваю кофе.

– Это насчет Абры.

Я киваю, и меня снова захлестывает знакомая грусть, правда, на сей раз без мрачных предчувствий.

– Тогда позвольте, я проясню. В основном мой рассказ будет об Абре, но он касается и других. Я долго собирал кусочки воедино. Многие годы, десятилетия. Были огромные пробелы. Недавно мне пришлось отворить двери, что никогда не должны были отвориться вновь. Я беседовал с непосредственными участниками событий и такими, как я. Годами тайно выжидал, ища ответы. Я всегда их искал. Все видел, но почти ничего не понимал. Я очень близко подошел к Краю.

Его голос звучит все тише. В дверь бьется ветер, дребезжат окна. К стеклу липнут мокрые хлопья, а потом они превращаются в снегопад, клубящееся гипнотическое облако.

– Вы знаете о ее поездке в Новый Орлеан? – спрашивает Генри.

– Только общее впечатление, – отвечаю я. – Она описывала ее в дневнике, но лишь парой абзацев. Должно быть, там произошло что-то страшное, о чем Абра не захотела писать. После той поездки она сильно изменилась и вместо цветистых описаний стала комментировать только реальные факты.

Мистер Генри кивает.

– А о Египте? – со вздохом спрашивает он. – Иерусалиме, Париже, Рио? Южном полюсе, Сиднее?

Я ошарашен, но стараюсь не подавать вида. Я и представления не имел.

– Это только самое основное. Были и незначительные путешествия, так сказать, по пути. Новый Орлеан оказался неожиданностью. Для всех нас. О том, что там выросло Древо, мы узнали только после ухода Теннина. К тому времени меч был у Абры. Повсюду поднимались тени. Мои сородичи переходили на другую сторону. Никому нельзя было доверять. Сразу два Древа! Немыслимо! Джинна заменило поистине безжалостное создание. Ее звали Коли Наал. И она хотела заполучить все, – сказал Генри, качая головой. – Все до последней мелочи. И не только здесь.

При звуках ее имени я вздрагиваю, как от сильной боли. Коли Наал… Я никому его не называл.

Он молчит, пристально глядя на меня – все ли из сказанного я понимаю?

– Вы слышали ее имя раньше, – говорит он, словно извиняется.

Я киваю.

– Она возжелала заполучить все до последней мелочи, – повторяет Генри. – Те, кто были до нее, все эти мистеры джинны, тоже этого хотели. – Он распахивает руки, словно желая обхватить Землю от края до края. – Им нужно было человечество и все их земли, но Коли Наал задумала завладеть большим. Завладеть всем.

Он понимает, что я не до конца схватываю его мысль, и добавляет еле слышным шепотом. Вздрагивая, будто произносит нечто кощунственное:

– Она хотела заполучить и Вечность.

– Вечность? – переспрашиваю я.

Мы сидим в моем скромном фермерском доме с замерзшими окнами, за которыми снег устилает землю, и таращимся друг на друга. Между нами на столе медленно остывает кофе. Между нами лежат вечность и галактики, города, дружба, мечи и тени.

Он пожимает плечами, словно я сам в какой-то момент все пойму.

– Никто не мог отправиться туда и сделать, что должно. Никто, кроме Абры. Это были смутные времена.

– Уж конечно, смутные, – тихо ворчу я, – если вы послали юную девочку вас выручать.