После объявления приговора Эмили перевезли в тюрьму Консьержери, и там она сама обрезала свои чудесные светлые волосы и отдала их тюремщику.

– Когда-нибудь кто-то за ними придет…

Она дожидалась смерти спокойно, не испытывая страха. Она была поглощена своей любовью, для нее ничего больше не существовало. Она знала: своего Жана она будет любить вечно.

Желая поразить толпу, Фукье-Тенвиль приказал, чтобы преступников, посягнувших на безопасность государства, по сути своей отцеубийц, везли на эшафот в красных рубахах.

Эмили ничего не замечала, все ей было безразлично.

В телеге ее мать старалась сохранить горделивое безразличие, младший брат (ему было шестнадцать) плакал, муж с неожиданно пробудившимся мужеством насвистывал романс, а Эмили в ужасной красной рубахе сияла такой неземной красотой, что поразила толпу. Она вглядывалась в лица, ища одно-единственное… Но увидела другое, издевательски насмешливое, – балерина наслаждалась своей местью. Равнодушное презрение мелькнуло во взгляде Эмили, балерина съежилась и растворилась в толпе.

Наконец у ворот в предместье Сент-Антуан Эмили увидела своего возлюбленного. Лицо его было залито слезами, и он протягивал к ней руки с таким отчаянием, что одна из небезызвестных вязальщиц, которых трудно было заподозрить в жалостливом сердце, не без сочувствия проговорила:

– Если светленькая крошка твоя подруга, мне жаль тебя, паренек. Такую девчонку не скоро забудешь…

Нож гильотины упал, и Жан Эллевью с душераздирающим криком бросился прочь сквозь толпу, сметая все на своем пути.

Спустя несколько дней мужчина в глубоком трауре, бледный и состарившийся, пришел в Консьержери за золотистыми волосами, которые оставила для него Эмили. Это было последним воспоминанием о самой прекрасной жертве террора.

Началась эта история в 1785 году. Именно в этом году жители дома № 21 по улице Савуа увидели однажды утром, что у них появился новый жилец – молодой адвокат из провинции, бледный, с тяжелым лицом и чуть косящими глазами. Им и в голову не могло прийти, что этот холодный и малосимпатичный юноша по фамилии Бийо-Варенн очень скоро завоюет сердце самой очаровательной девушки в их доме. И какой девушки! Анжелика Дуа была свежей, пышущей здоровьем блондинкой, возможно, чересчур пухленькой, но в те времена и это было достоинством. Родилась она от не освященной законом связи красавицы немки с французом-откупщиком, оба ее родителя были людьми практичными.

Мать не скрывала, что исполнена самых горделивых надежд относительно своего едва раскрывшегося бутона. И хотя за бутоном не числилось никакого приданого, госпожа Дуа не видела вокруг ни одного мужчины, который бы своей красотой и богатством мог претендовать на руку прекрасной Анжелики. И вот Анжелика встретилась на лестнице с тощим адвокатом, едва прибывшим из родной Ла Рошели. И влюбилась в него. Адвокат тоже в нее влюбился. Страстно. Настолько, насколько позволяли ему холодная голова и безжалостное сердце.

Когда молодые люди сообщили своим родным о намерении пожениться, поднялись возмущенные вопли. Госпожа Дуа в голос оплакивала разбитые надежды, а мэтр Бийо, отец жениха, твердо и непререкаемо отказал в своем согласии. Сурового старика смущал призрак откупщика, имевшего незаконную связь с немкой.

И тогда Жан-Николя, молодой адвокат, дал волю своему красноречию, возможно чрезмерно напыщенному, но тогда напыщенность была в моде, обрушив его на будущую тещу, благо она находилась рядом.

– Мадемуазель Анжелика никогда не пожалеет о том, что предпочла меня другим претендентам на ее руку, сегодня, возможно, более блестящим. Но если сегодня я не приближен к власть имущим, то в чести и порядочности мне не откажешь, и они останутся со мной навечно, и счастье моей жены всегда будет первой моей заботой.

Послушав его речи, госпожа Дуа поплакала еще немного, а потом уступила, подумав, что молодого человека может ждать впереди неплохое будущее. Что же до мэтра Бийо, то решили обойтись без его согласия. Как-никак его сыну уже исполнилось тридцать. И вот 12 сентября 1786 года молодые обвенчались в церкви Сент-Андрэ-дез-Ар и поселились потом на той же улице, но напротив церкви Сен-Огюстэн.

Через несколько месяцев прелестная Анжелика, вполне возможно, была несколько разочарована, потому что хозяйство у них было скудное, а ее супруг в качестве адвоката вовсе не преуспевал. Однако Анжелика почитала своего супруга венцом творения и ничего другого для себя не желала. Она заботилась о нем, ухаживала за ним, готовила вкусные блюда. Бийо-Варенн, со своей стороны решив показать Анжелике, что она и в самом деле вышла замуж за великого человека, засел писать пьесу, выбрав для себя теперь поприще драматурга. Когда-то одну из его пьес поставили в Ла Рошели, правда, прошла она без всякого успеха, и теперь он собирался написать либретто для оперы. «Альзир» так навсегда и останется пленником его письменного стола.

Жизнь молодой четы могла бы оказаться крайне незавидной, если бы не нашелся доброхот и не познакомил несостоявшегося адвоката с одним из его блестящих коллег, занимавшим должность адвоката при Совете короля. Он был известен всему Парижу своим пламенным красноречием и кипучим темпераментом. Звали этого баловня судьбы Дантон. Дантон охотно взял в секретари застегнутого на все пуговицы бессребреника. Холодная сдержанность молодого человека контрастировала с его собственным вулканическим темпераментом.

Революция только начиналась. Поначалу, как соратник Дантона, потом самостоятельно, Бийо-Варенн сделает головокружительную карьеру, к сожалению запятнанную кровью. Незадолго до 10 августа 1792 года он становится членом муниципалитета, затем заместителем прокурора-синдика Коммуны. Тремя неделями позже Бийо-Варенна избирают в Национальный Конвент. Всюду, где бы он ни служил, он брался за дело со свойственной ему ледяной страстностью. И результаты его деятельности будут пугающими, потому что мало кто из революционных деятелей доходил до такой степени безжалостности. Во время сентябрьских убийств, когда убивали заключенных в тюрьмах, и в частности в тюрьме аббатства Сен-Жермен, он одобряет убийц с руками по локоть в крови и обещает им щедрое вознаграждение. Но это было только начало, позже, войдя во вкус, он будет охотно отправлять людей на эшафот.

Шаг за шагом он достигает высших ступеней революционной иерархии: президент якобинского клуба, президент Конвента, член Комитета общественного спасения. И всюду, где бы он ни был, он сеет смерть. Это он отправит под нож гильотины жирондистов, он подтолкнет на эшафот королеву и, наконец, отправит на смерть того, кто вытащил его из нищеты и безвестности, – Дантона!

Но на этом Бийо-Варенн не успокоится. Он будет рукоплескать самым страшным казням: потоплениям в Нанте, расстрелам в Лионе, резне в Аррасе. Он был организатором безжалостных расследований в Оранже, он всегда находился рядом с Фукье-Тенвилем, считая его слишком мягкотелым.