Через несколько дней Джейн отправилась в военный магазин на Саундерс-роуд, возле главного въезда на базу. Вдруг она услышала сирену, а затем звуки заводящихся двигателей аварийных грузовиков. На этот раз Джейн решила сохранять спокойствие. Инстинкт заставлял ее броситься домой, но она приказала себе остаться в магазине и заниматься покупками. Чтобы купить все необходимое, ей понадобилось полчаса, Затем она поехала домой – в Норт-Таун-Крик. Подъезжая к дому, Джейн увидела идущую по тротуару фигуру. Это был мужчина. Хотя Джейн видела его со спины, она знала, кто это такой. Мужчина был одет в черный костюм с белой лентой вокруг шеи. Священник из их епископальной церкви. Она широко раскрыла глаза, но на этот раз видение не исчезало. Фигура продолжала шагать. Сейчас Джейн не спала и не смотрела из окна на улицу. Она была в машине перед своим домом. Это был не сон и не галлюцинация, и фигура продолжала идти к двери.

Суматоха на летном поле была вызвана одним из самых удивительных случаев, которые только довелось наблюдать ветеранам Пакс-Ривер. И все они это видели, потому что почти весь боевой расчет собрался на летном поле, словно на авиашоу.

Друг Конрада Тед Уилан поднимал в воздух истребитель, и на старте произошло повреждение, вызвавшее утечку жидкости. На панели приборов загорелось красное сигнальное табло. Уилан связался с землей. Было ясно, что утечка выведет из строя рычаги управления, прежде чем самолет успеет приземлиться. Поэтому нужно было прыгать с парашютом. Единственный вопрос заключался в том, когда и где это сделать, и именно об этом шел разговор. Было решено, что Тед прыгнет на высоте 8100 футов на такой-то скорости, прямо над летным полем. Самолет упадет в Чизапик, а пилот выплывет к полю. Так же хладнокровно, как и любой другой на его месте, Тед Уилан набрал высоту 8100 футов и совершил прыжок.

Внизу, на летном поле, все не отрываясь смотрели в небо. Они видели, как Уилан выпрыгнул из кабины. С натянутыми за спиной ремнями парашюта Мартина-Бейкера, на высоте полутора миль, он выглядел маленькой черной геометрической фигуркой. Собравшиеся наблюдали, как пилот начал падать. Все ждали, что вот-вот раскроется парашют. Вот уже прошло несколько секунд, и еще немного. Маленькая фигурка становилась все крупнее и крупнее, приближаясь к земле на огромной скорости. Затем наступила тишина: каждый, кто хоть что-нибудь понимал в прыжках с парашютом, знал, что сейчас произойдет. Но даже для таких людей это было неописуемое мгновение, потому что никто еще не видел подобных зрелищ так близко, с самого начала и до конца, и притом со зрительских мест, если, конечно, так можно выразиться. Теперь фигура Уилана приближалась так быстро, что это вызвало обман зрения у наблюдавших. Казалось, фигура сильно вытянулась. Она стала гораздо крупнее и надвигалась на зрителей с ужасающей скоростью, и теперь они могли разглядеть ее действительные очертания. Наконец перед их глазами стремительно мелькнуло черное пятно, после чего последовал взрыв. Только это был не взрыв, а ужасная хохма Теда Уилана: на глазах всей толпы его шлем, спасательный жилет и оснастка парашюта влетели в самый центр взлетно-посадочной полосы, точно в мишень. Тед Уилан, несомненно, был жив до момента удара о землю. У него оставалось примерно тридцать секунд, чтобы увидеть континентальную Америку, округ Балтимор, полуостров, базу Пакс-Ривер – весь этот знакомый и понятный мир, который теперь надвигался на него, чтобы раздавить. Когда тело пилота подняли с бетона, оно было похоже на мешок с удобрениями.

Пит снова вытащил шинель, и они с Джейн и всеми маленькими индейцами отправились на похороны Теда Уилана. В том, что это случилось не с Питом, для Джейн было мало утешения. То, что священник на самом деле шел к ее двери не как официальный Друг Вдов и Сирот, а лишь затем, чтобы пригласить на поминальную службу, не принесло ей умиротворения и облегчения. Пит по-прежнему совсем не думал, что его может поджидать какое-нибудь несчастье, но это больше не придавало Джейн храбрости ни на минуту. Еще один сон, и еще одна галлюцинация, а потом еще и еще – и едва ли они казались более реальными. Потому что она знала Она теперь знала суть этого занятия, хотя об этом никто не сказал ни слова. Она даже знала, почему Пит – мальчик из Принстона, с которым она познакомилась на вечеринке первокурсниц в клубе «Галф-Миллс», – никогда не бросит этого опасного дела, никогда не уйдет из группы, разве что в гробу. Но Бог знал, и она тоже знала, что гроб ожидал каждого из маленьких индейцев.

Семь лет спустя, когда репортер и фотограф из журнала «Лайф» действительно стояли рядом с миссис Конрад в ее гостиной и разглядывали ее лицо, а за окном, на лужайке, толпа телевизионщиков и газетчиков ожидала слова, жеста, жаждала хотя бы увидеть силуэт ее фигуры за занавеской, получить какой-нибудь намек на то, что эта женщина испытывает; когда все они, пожирая ее глазами, обрушились с потоками слов: «Что вы чувствуете?», «Вы испуганы?», «Америка хочет знать!» – Джейн захотелось рассмеяться, хотя ей не удалось даже выдавить из себя улыбки.

«Зачем спрашивать теперь?» – хотелось ей сказать. Но они все равно не поняли бы, о чем она говорит.

До чего же мрачное это было время… И все-таки впоследствии Пит и Джейн встречали пилотов с других военно-морских баз, пилотов военно-воздушных сил и морской пехоты, у которых тоже случались такие тяжелые времена. В военно-воздушных силах служил пилот Майк Коллинз – племянник бывшего начальника штаба армии Дж. Лоутона Коллинза. В течение одиннадцати недель Майк проходил подготовку на военно-воздушной базе Неллис, возле Лас-Вегаса. И за это время двадцать два его товарища-стажера погибли, что было чрезвычайно высоким показателем смертности – два человека в неделю. Потом был еще летчик-испытатель Билл Бриджман. В 1952 году, когда Бриджман служил на военно-воздушной базе Эдвардс, на учениях за тридцать шесть недель погибли шестьдесят два военных летчика; уровень смертности составил 1,7 человека в неделю. Но эти цифры относились только к стажерам – сюда не включались летчики-испытатели, коллеги Бриджмана, которые гибли достаточно часто.

Да, смертность была чрезвычайно высокой. Каждый ветеран, летавший на маломощных реактивных самолетах, мог бы поделиться подобными рассказами.

Со временем были собраны статистические данные, показывающие, что для каждого летчика военно-морского флота, то есть для тех, кто собирался летать двадцать лет, как Конрад, вероятность погибнуть в авиакатастрофе составляла двадцать три процента. Причем сюда даже не включалась вероятность гибели в бою, ибо военные не считали смерть в бою несчастным случаем. Кроме того, было более чем вероятно – пятьдесят шесть процентов, если быть точным, – что хотя бы раз за время службы летчику военно-морских сил придется прыгнуть с парашютом. В эпоху реактивных истребителей прыжок из кабины осуществлялся с помощью нитроглицеринового заряда – человек уподоблялся пушечному ядру. Прыжок сам по себе был настолько опасен – люди лишались коленей, рук и даже жизни от удара о кабину или же обдирали себе кожу с лица при ударе о воздушную «стену», – что многие летчики изо всех сил старались избежать его и посадить самолет на землю… и, таким образом, погибали.