Фокс сделал выпад, и клинок его меча полоснул Мортимера по руке выше локтя. Тот сделал шаг назад и отбил следующий удар. Лязг и звон холодной стали наполняли воздух. Фокс не чувствовал ни усталости, ни страха, ничего, кроме радостного душевного подъема. Его тело, закаленное в многочисленных сечах, звенело и пело не хуже отточенной стали. Стремительные, выверенные и сильные движения ног с легкостью удерживали его вне пределов досягаемости острия сверкающего лезвия оружия Мортимера. Его рука, сжимавшая меч, наносила удары с убийственной точностью.

Противник Фокса быстро слабел. Движения его грузного тела теряли стремительность, делались все более и более вялыми. Дыхание становилось тяжелым и прерывистым. Наблюдая бой словно со стороны, Фокс видел, что удары его клинка с неумолимой безжалостностью ложились все ближе к корпусу Мортимера, защищенному кольчугой. Кровь капала из ран на левой руке и на бедре неприятеля. В любой момент Мортимер мог оступиться, и тогда Фокс нанесет ему смертельный удар. Победа приближалась. Он уже чувствовал ее вкус.

— Послушай, дурень, — задыхаясь, прохрипел Мортимер. — Неужели она того стоит? Если ты меня убьешь, то рано или поздно тебе придется предстать пред очи Ричарда и рассказать, почему ты так сделал. Неужели ты думаешь, что он простит тебе мою смерть? Из-за женщины, вероломной и коварной интриганки, шлюхи?

— Она никогда не была шлюхой, ты, ублюдок! — вступился Фокс за свою возлюбленную, ощутив новый бешеный прилив ненависти, от которой у него внутри все горело и клокотало. Ярость его с каждой минутой ширилась и разрасталась. — Ты сам отправил меня к ней! Ты сам использовал ее как племенную кобылу! — И тут Мортимер потерял равновесие и грохнулся на землю. Фокс, возвышаясь над ним, наклонился и, задыхаясь от гнева, занес руку. — Что бы она ни сделала, ты больше не опорочишь ее… никогда. — Со свирепой жестокостью он вонзил меч в шею поверженного противника.

Потом отпрянул и безвольно опустился на корточки, бессмысленно уставившись на плоды своего труда.

Голубые глаза Мортимера с застывшим выражением удивления смотрели в высокое небо. Из раны медленно, толчками вытекала кровь. Его вид живо напомнил Фоксу о других смертях, виной которых он стал, и он почувствовал легкий приступ тошноты.

Прошло какое-то время, прежде чем до его затуманенного шоком сознания донесся голос Рейнара:

— Все кончено. Ты сделал что хотел. Теперь остается заявить свои притязания на все, что прежде принадлежало Мортимеру. Сначала на Марбо, потом Вэлмар и, наконец, на твою новую жену. Как ты после всего себя чувствуешь, мой друг?

Уже сегодня ночью ты сможешь разделить ложе с леди Николь. Теперь ты состоятельный человек. Настоящий лорд. Марбо, похоже, процветает. А Вэлмар, говорят, еще более богатое поместье. Потом тебе, по-видимому, придется заплатить королю что-то вроде штрафа. Конечно, если Ричарду суждено когда-либо вернуться в Англию…

Продолжая болтать, Рейнар помог приятелю встать на ноги. Он поднял его меч и отер о траву с его клинка кровь. Фокс стоял, оглушенный и немой, и практически не слышал ни своего друга, ни ликующих возгласов сгрудившихся вокруг рыцарей. Все происшедшее представлялось каким-то нереальным. Он так долго мечтал о нем, что, когда все свершилось, не мог поверить в реальность происходящего. Случившееся казалось сказкой.

Он стащил с головы шлем и посмотрел на свои залитые кровью руки.

— Мне нужно умыться. В деревне где-нибудь, наверное, есть колодец.

Фокс повернулся и хотел уйти, но Рейнар поймал его за полу камзола.

— Ты что делаешь? Разве ты не собираешься сказать им речь? Солдаты собрались, чтобы поздравить тебя. Что стряслось? Ты не ранен?

Фокс покачал головой.

— Я не ранен. Это не моя кровь.

— Тогда объясни, что с тобой. Ты не похож на человека, который только что стал обладателем двух замков и завоевал себе право взять в жены женщину, которую любит.

Он прав, подумал Фокс. Теперь Николь принадлежала ему. Отныне их ничто не разделяло и не могло воспрепятствовать его женитьбе на ней. Он должен был бы испытывать безмерное счастье и ликующую радость. Но он ощущал лишь леденящий холод в груди и звенящую пустоту. Ему не давали покоя язвительные насмешки Мортимера. Что, если он говорил правду? Что, если ей не нужна его победа и она не хотела его торжества? Вдруг…

— Послушай. Встряхнись, — проговорил Рейнар. — Ты уверен, что не стукнулся головой? У меня такое впечатление, будто ты оглоушен. — Рейнар протянул руку, чтобы проверить целостность его черепной коробки. Но Фокс отшатнулся.

— Со мной все в порядке.

— Что ж, тогда веди себя нормально! — Рейнар с силой шлепнул его по плечу. — Улыбнись. Поблагодари своих людей.

Только тут Фокс огляделся. Рыцари из его отряда громко приветствовали его восхищенными криками. Их оживленные лица озаряла радость его победы, и в их глазах он читал свой триумф. Некоторое время назад они присягнули ему в верности, потому что поверили его обещанию обеспечить им в будущем безбедное и спокойное существование. Служба в гарнизоне благоденствующей цитадели гарантировала воинам крышу над головой, щедрое довольствие и, как правило, молоденьких служанок для согревания их постелей. Для мужчин, хлебнувших тягот Крестового похода, такая жизнь представлялась раем.

Фокс поднял руку в жесте победителя. Все они были его братьями, его товарищами. Они столько пережили вместе, прошли огонь, воду и медные трубы, и вот теперь вернулись.

Ликование солдат достигло апогея. Фокс набрал полную грудь воздуха. Он только что завоевал замки Марбо и Вэлмар, но истинной цели, к которой стремился, он еще не достиг. Николь он еще не владел.

Что испытывала она к нему? Помнила ли она его еще? Ведь с тех пор как они занимались любовью, прошло уже более трех лет. Для него моменты любви с ней были самыми восхитительными, самыми волнующими воспоминаниями в жизни. А для нее… Он с мукой в сердце тысячи раз воспроизводил в памяти каждый миг их совокупления. Но он должен признать, что до сих пор не имел представления о том, что те благословенные минуты значили для женщины, ведь, кроме ее вздохов, стонов и ответных реакций тела, он не имел никаких других свидетельств, говоривших о ее отношении к происшедшему. Он внушал себе, что она будет признательна ему за то, что он спас ее, и что чувства благодарности будет достаточно, чтобы она согласилась стать его женой. Он мечтал о том моменте, когда снова окажется с ней в одной постели. Как будет ласкать ее прекрасное тело.

Фокс почувствовал, как при мысли о ней у него затвердело в штанах и дрожь сладострастия жаркой волной прокатила по телу. Он сделал глубокий вдох, стремясь прогнать похотливые желания, затмевавшие рассудок. Три года воздержания довели его до грани сумасшествия. Его всепоглощающая страсть к Николь достигла такого размаха, что он ни о чем другом не мог и думать. Но он не мог, не имел права терять самообладания, какое с таким трудом до сих пор сохранял. Ему еще предстояло завоевать женщину. А пока в его ушах звенели, не давая покоя, злорадные слова Мортимера. Что, если — Господи избави — мерзавец говорил правду?