От горестных воспоминаний ее отвлекло вежливое покашливание Адама. Она взглянула на него, и он вздохнул с видимым облегчением.

— Полагаю, миледи, что вы приняли разумное решение. Насколько я могу судить, де Кресси является опасным противником. Уверен, что он извлек много полезного во время военной осады Акра. — Смотритель остановил пристальный взгляд на Николь. — Но не забывайте, миледи, что де Кресси захочет обладать не только Вэлмаром, но и вами. Он наверняка возьмет вас в жены, ведь женитьба — наиболее простой способ укрепить свои права на собственность. — Он кашлянул. — А теперь я вас покидаю. Я объявлю гарнизону, что вы распорядились впустить де Кресси и его солдат. — Фитцер повернулся и вышел из комнаты.

Николь смотрела ему вслед и вспоминала другого мужчину, того, кто три года назад стал ее любовником. Они занимались любовью в абсолютной темноте, но ей все-таки удалось увидеть его, когда Фокс подошел к окну и распахнул ставни. Она лицезрела дерзкого и пленительного мужчину, который столь обстоятельно обследовал ее тело и столь безжалостно пробудил ее сладострастие. Он был молод, старше ее всего на несколько лет. Его черные, небрежно подстриженные волосы доходили до плеч, а темные глаза заглядывали, казалось, в самую ее душу.

При мысли о нем Николь содрогнулась и обхватила себя руками, потом встала, чтобы позвать Старушку Эмму.

— Спрашиваешь, что тебе надеть? — Старушка Эмма перебирала платья, висевшие в спальне хозяйки.

После некоторого размышления она остановила выбор на простом наряде цвета розового вина.

— Справедливости ради нужно заметить, что ты вдова и должна носить траурный наряд в знак печали по усопшему супругу.

Николь недоверчиво посмотрела на свою служанку, а Старушка Эмма уже снова сосредоточенно возилась с платьями и довольно посмеивалась.

— Но боюсь, что твой траур придется не по душе де Кресси. Будет лучше, если ты попытаешься его ублажить. Розовый тонкий шелк будет весьма к месту. — Она решительно выудила туалет, привлекший ее внимание, и принялась разглаживать на нем складки. — Розовый цвет выгодно оттенит твою кожу и волосы. Возможно, он не заметит, какая ты костлявая.

— Несколько лет назад я ему очень понравилась… — обронила Николь и смущенно зарделась. Хотя критическое замечание служанки насчет хрупкости телосложения задело ее.

Старушка Эмма снова хмыкнула:

— Ну да. Понравилась. Ясное дело.

Николь подошла к открытому окну и полной грудью вдохнула свежий после дождя воздух. Никогда не забудет она того дня, когда Фокс вошел в ее спальню. У женщины, ожидавшей насилия или по крайней мере грубого обращения, его умелые прикосновения вызвали изумление, его руки искусно и умело творили с телом чудеса, губы нежно целовали, ласкали, покусывали так, что сердце замирало, а большое и твердое мужское достоинство стало для нее откровением. За несколько коротких часов, что они провели вместе, он так многому ее научил. Она узнала обо всех сокровенных тайнах своего тела и о волшебной, ошеломительной силе, объединяющей мужчину и женщину в экстазе…

— А теперь отойди от окна и позволь помочь тебе одеться, — услышала она голос Старушки Эммы, оборвавшей поток ее воспоминаний. Вздохнув, Николь позволила служанке снять с себя скромное облачение из шерстяной ткани и надела платье из розового шелка. Оно плотно облегало грудь и руки, расширяясь книзу, и заканчивалось длинной пышной юбкой со шлейфом. Блестящая вышивка серебряной нитью украшала линию шеи и тянулась вдоль рукавов.

Затянув под рукавами Николь шнуровку, Старушка Эмма отступила на шаг, чтобы полюбоваться проделанной работой.

— Твоя грудь после рождения ребенка располнела, но в целом платье сидит относительно неплохо. Теперь займемся волосами. Я думаю, лучше их распустить. Такая прическа идет тебе больше всего.

— Но свободно ниспадающие локоны — все-таки привилегия девушек, — возразила Николь. Кому, как не Фоксу, знать, что она уже не девственница. — Будет неприлично, если я появлюсь перед ним с распущенными волосами.

— Но мы должны пустить в ход все, чтобы заставить его забыть о том, что ты сделала, — попыталась отстоять свою позицию служанка. Она взяла щетку из щетины вепря и провела сверху вниз по роскошной волне черных прядей Николь. Волосы отозвались электрическим потрескиванием.

Николь громко вздохнула.

— Сэр Адам говорит, что Де Кресси захочет на мне жениться, чтобы укрепить свои притязания на Вэлмар.

— Да, он женится на тебе. И получит право тебя избивать.

Мерзкие мурашки холодного страха поползли по спине Николь. Она вспомнила, как жестоко обходился с ней в первые дни замужества Мортимер. Она снова ощутила немую боль его побоев и ужас, который испытывала каждый раз, когда находилась с ним в одной комнате. По сути, она была собственностью мужа, и он делал с ней почти все, что хотел. Интересно, как решит Фокс наказать ее за то, что она предала его?

Старушка Эмма закончила расчесывать длинные, до пояса, волосы Николь и отступила назад.

— Ты просто загляденье. Может, теперь твоя красота сослужит тебе добрую службу и твой муж не будет, как Мортимер, мечтать, чтобы его жена оказалась мальчиком. — Старушка Эмма грубо расхохоталась. — Вот еще смогла бы ты прикинуться смиренной и послушной, как подобает порядочной жене… — Она затрясла головой. — Но, сдается мне, ты не сможешь быть такой. Ты всегда держалась слишком гордо и независимо. Что главным образом и раздражало Мортимера.

— Только не смей утверждать, что я сама виновата в том, что он так со мной обращался! — воскликнула Николь в гневе. — Он был настоящее чудовище! Жестокосердая скотина, использовавшая меня в собственных интересах. Как можно называть человека, который подсылает в спальню к жене незнакомца — ничтожного слугу с конюшни?

— Не стану спорить, он был сущим дьяволом, — согласилась Старушка Эмма. — Но ты сама зачастую лезла на рожон, чем ужасно себе вредила, проявляя открытое неповиновение. Если бы ты притворялась хоть чуточку и применяла женскую хитрость, то могла бы завоевать его расположение. Твой змеиный язык едва тебя не погубил.

С содроганием в душе Николь вспомнила тот ужасный день, когда позволила себе слишком далеко зайти. Если бы тогда она не носила под сердцем малыша, который должен был стать наследником Мортимера, он наверняка забил бы ее до смерти. Видя, как изменилось лицо Николь, Старушка Эмма проговорила:

— Ах, госпожа, у меня не было и в мыслях напугать тебя. — Она убрала с лица Николь упавшую прядь волос и надела на лоб хозяйки рубиновый обруч. — Я уверена, что де Кресси не такой зверь, как Мортимер.

Николь закрыла глаза. Зверь. Да, Фокс и вправду напоминал дикого зверя, когда завладел ею. Но потом он сделал все, чтобы ей понравиться. Он заставил ее наслаждаться каждым дюймом его пульсировавшей в ней твердой плоти. От возникавших в голове мыслей у нее подгибались колени.

Николь распахнула глаза. Старушка Эмма имела в виду совсем иной тип жестокости. Она говорила о свирепой беспощадности мужчины, настроенного страхом и силой держать женщину в повиновении. А каким стал теперь Фокс де Кресси? Он отправился на войну, пережил суровые опасности Крестового похода. Такие испытания закаляют мужчину, делают его безжалостным, холодным, может быть, мстительным.