— Помнишь, этим летом в небе моторы ревели?

— Ага… Я думал, пожарные вертолеты.

— Пожарные! — фыркнул Вовыч. — Настоящие боевые, не хочешь? Ящера нашего искали. А чтобы лишнего не болтали, про пожары потом выдумали.

Я снова скосил глаза на поверхность озера.

— Думаешь, глубоко здесь?

— Километра два, не меньше.

— Ого! — мне стало страшно. То есть я отлично помнил, что котлован был не слишком глубоким — от силы метра три-четыре. Однако два Вовкиных «километра» проглотил не раздумывая.

— Смотри, какой туман, — продолжал Вовыч. — В тумане ящеры любят выбираться на поверхность.

— Точняк, любят! — в этом я тоже не сомневался.

— Значит, самое подходящее время его выманить.

— Как выманить-то?

— А так… Я еще вчера придумал. Возьмем, выплывем на середину и посветим в воду фонариком. Раки тоже на свет вылезают, и он вылезет. А мы дадим ему хлебушка, приручим и сфотографируем. Представляешь, как все обалдеют!

— Класс! — я сразу оценил идею Вовыча по достоинству. То есть если монстр слопает наш хлеб, это сулит серьезные шансы. Потому что иметь прирученного монстра любому хорошему человеку не помешает. А уж нам-то тем более.

— Хлеб-то где возьмем?

— А это? — Вовыч торжествующе продемонстрировал надкусанный крендель. — И еще два куска в кармане. Я в столовке взял.

— Здорово! — обрадовался я. — А фотоаппарат у моего папы есть! В следующий раз принесем и сфоткаем.

— Вот видишь! Теперь только плот какой-нибудь сделать. Чтобы добраться до середины озера.

Я напряженно потер голову. Сначала макушку, потом затылок. Лучший способ что-нибудь выдумать, это наморщить лоб. Взрослые всегда так делают, кто не знает. Но у меня с морщинами пока не очень получалось, и я изобрел свой метод. Просто усиленно тер какую-нибудь часть головы, и нужная мысль тут же вызревала. Я ее трением выгонял, — все равно как древние люди добывали огонь.

— Надо походить поискать, — предложил я. — Может, лодку найдем или баркас.

— Баркас было бы здорово! — согласился Вовыч. — Как у Верещагина из «Белого солнца пустыни»…

Мы тут же отправились на поиски, но баркаса почему-то не нашли. Даже крохотной лодки возле нашего озера не обнаружилось. Даже обидно стало. Озеро есть, а плавсредств — ни одного! И все же, кто ищет, тот всегда что-нибудь находит. Вот и мы с Вовкой наткнулись на железную бадью. То ли цемент в ней размешивали, то ли еще что, но была она размером с крохотную лодочку, вся ржавая, с вмятинами, но без дыр. По краям у бадьи топорщились приваренные петли, а на корме белой краской было намалевано число 339.

— Видал, как все сходится! — обрадовался Вовыч. — Трижды три — девять, а девять мое любимое число!

— И мое! — подхватил я. — Нам ведь с тобой по девять лет!

— Во! А тут еще петли — вон какие удобные. Совсем как уключины для весел.

— Не утонет твое корыто? — засомневался я. — Тяжеленное, наверное.

— Корабли тоже тяжеленные, а плавают.

— Все равно — надо проверить…

Именно это мы и сделали. Стащить корыто в воду было не так-то просто. Но Вовыч был сказочно силен, а я знал про рычаг Архимеда, и, объединив науку с мускулами, мы столкнули бадью в воду. И вот чудо! — железная посудина не утонула. Просела до половины, но удержалась. И даже когда Вовыч шагнул в нее, качающееся корытце тонуть не стало.

— Залезай, — отважно пригласил одноклассник.

— Ага, — я неловко перебросил ногу через железный борт. Еще секунда, и я стоял рядом с Вовычем. Удивительно, но железная бадья держала нас двоих! Спасибо старику Архимеду: силу-то выталкивающую корабли из воды, тоже открыл он. Славный был сиракузец! Очень полезный для общества.

Парой досок мы оттолкнулись от глинистого обрыва, и уже через несколько мгновений между нами и берегом оказалась приличная полоска воды.

— Куда держим курс? — поинтересовался Вовыч.

— На этот… На зюйд-зюйд-вест. В смысле — сначала прямо, а потом чуть правее той балки.

— Понял…

Я толкнулся доской более решительно.

— Судно, конечно, не фонтан, но вроде плывем.

— Ага… — Вовыч тоже попытался толкнуться, но доска у него ушла в воду целиком и дна не достала. Ойкнув, Вовыч положил ее поперек корыта, а сам присел, ухватившись за ржавые края.

— Глубоко, блин…

— Сам же говорил — два километра. Тут грести сподручнее.

— Я бы греб, — Вовыч заметно побледнел, — но как-то не получается, когда качает.

— Это пройдет, — успокоил я друга. — Морская болезнь долго не длится.

— А сколько она длится?

— Ну… У всех по-разному, — уклончиво отозвался я, потому что ответа на каверзный вопрос не знал. — Главное — делом полезным заниматься и не есть много жирного.

— А мы каким делом будем заниматься?

— Ну… Можем за айсбергами следить, а можем палубы драить. Главное — не кукситься.

— Кто куксится-то?

— Никто, конечно. Просто берег-то вон уже где…

Вовыч посмотрел за спину и, по-моему, скуксился окончательно. Так-то он парень храбрый, в боях с ашками не раз меня выручал. Да и перед четвероклашками не дрогнет, но тут я его понимал. Вода ж — стихия, с ней не пошутишь. Особенно когда цунами или водовороты. Видел я в фильмах, что они вытворяют с людьми. Страшная штука! Тут, может, и Пушкин растерялся бы! Александр Сергеевич…

Махонькое судно между тем относило дальше и дальше. То ли ветром, то ли обманчиво теплым течением Куросио. Нам и грести было необязательно. Берег, от которого мы только что отплыли, начинал расплываться в белесой дымке. Мне тоже стало не по себе, и я вдруг понял, что успел соскучиться по маме с папой, по сестренке и по нашей двухкомнатной уютной квартирке. То есть минуту назад еще не скучал, а тут вдруг заныло под ложечкой. Или под вилочкой… Словом, где-то в животе. И малодушно захотелось вернуть все обратно. Хотя бы на пару-тройку минут. А уж там все взвесить повторно и как следует поразмыслить над резонностью путешествия. Чтобы не получилось, как у тех двух лошаков. Ну помните еще стишок детский? Два мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу — и так далее… Нехорошо, в общем, у них там все закончилось…

И чего мы вечно куда-то спешим! Клоуны, блин, торопыги.

«Не спеши жить», — любит говорить моя мама. Раньше я этого не понимал. То есть понимал так, что надо жить медленнее. Помните песню Высоцкого: «Чуть помедленнее, кони!». Мой папа ее прямо обожает. Он вообще старичков любит — Высоцкого, Цоя, Бутусова. Постоянно что-нибудь включает послушать. И «Коней» этих чуть ли не каждые выходные ставит. Вот и я, наверное, как-то пытался соответствовать — ходил в два раза медленнее, ел, умывался. С этим у меня как раз неплохо получалось. Скажем, просыпаться, постель там заправить или зубы почистить — я мог даже в три или четыре раза медленнее! Но тут мама почему-то проявляла нелогичность, и мне прилетали втыки: