— Да я не затем, — с досадой протянул камер-лакей, сообразивший, что попал не туда, — мне бы…

— Мальчика? — С готовностью спросила толстая китаянка.

— Ты что же это, курва, меня за содомита приняла, — вскипел оскорбленный в лучших чувствах Сапожников, — ужо я тебя сейчас…

Неизвестно бы чем кончилось дело, если бы в комнату стремительно не зашел молодой человек, одетый по-европейски и не остановил готовый разразиться скандал.

— Что вам угодно, господин, — спросил он на хорошем русском языке, — почему вы сердитесь, с вами обошлись непочтительно?

— Да в гробу я видел такую почтительность, — продолжал бушевать Прохор, — чтобы меня эдак…

— А в чем, собственно, дело?

Приглядевшись к молодому человеку, Сапожников сбавил тон. Тот был прилично одет, глаза его хотя и имели некую раскосость, но ничуть не большую чем у некоторых жителей Поволжья. Но главное, у него не было, подобно китайцам, бритого лба и косы.

— Да, не поняли меня эти черти косоглазые, — посетовал камер-лакей, — я хотел квартиру снять, ну и спросил у портье в гостинице, а тот меня в бордель отправил. Нет, ну каково?

— Позвольте спросить, а в каких выражениях вы просили у старого Ляо совета?

— Ну, как же, спросил где найти местечко по тише, да поприличнее, чтобы важному господину удобно было…

Услышав бесхитростный рассказ Прохора, незнакомец не удержался, чтобы не рассмеяться в голос.

— Господи, да что же вы хотели, чтобы он вам показал, после такого-то. Для него ведь русский неродной!

— Да понял я уже, — пригорюнился тот, — только делать то теперь чего?

— А, можно узнать, что за важный господин?

— Нельзя, — буркнул в ответ Прохор, — но очень важный! Скажу только что раньше тут таковых и не было.

— А надолго?

— Надолго, господин этот сюда служить приехали.

— Он один?

— Да как же это один? Одних слуг пять человек!

— Нет, я интересовался, женат ли он?

— Нет, наш Алексей Михайлович холосты еще.

— Вы знаете, уважаемый…

— Прохор Никодимыч мы.

— Очень приятно, любезнейший Прохор Никодимыч, а меня можете называть просто Генри. Так вот, я, кажется, могу быть вам полезен. Я, изволите ли видеть, коммерсант, и должен надолго отъехать по делам. Отсутствовать могу долго, а дом без присмотра оставлять не хочется. Так может, мы сможем быть полезны друг другу?

— Вы, англичанин?

— Наполовину. Так что?

— А дом приличный?

— Более чем! Этаж, правда, всего один, но есть небольшой садик и все удобства.

— Посмотреть бы…

— Нет ничего проще, дорогой Прохор Никодимыч. Давайте пройдем, тут недалеко.

Дом господина Генри, действительно был не очень далеко. Не слишком приглядный снаружи, он оказался очень уютным и ухоженным внутри. При нём, действительно был маленький садик с фонтанчиком посреди. Впрочем, по зимнему времени, фонтанчик бездействовал. Господин Генри предложил Сапожникову чаю и, когда тот согласился, его подала миниатюрная китаянка с совершенно кукольным личиком.

— Это еще кто такая? — насторожился Прохор.

— Служанка, — несколько смутился тот, — видите ли, она сирота. Я бы взял ее с собой, да куда? А одну оставлять, сами понимаете, всякий обидеть сможет. А вы, как вижу, люди солидные.

— Поди, по-нашему ни бельмеса?

— Увы, но немного понимает английский, правда совсем не говорит.

— Это ничего, наш Алексей Михайлович по-английски, что твой лорд шпарит. А много ли за аренду хотите?

— Да какое там, тут бы дом под присмотром был и, слава богу. Ну, только если самую малость, для порядка.

— Тогда сговоримся!

* * *

Может быть, в первый раз за последние десять лет Алеша был счастлив. Все о чем он мечтал в своей жизни, осуществилось. Он стал настоящим морским офицером и служил на настоящем броненосце. Пусть это был не новейший «Цесаревич» или «Ретвизан», но все же довольно мощный и современный. Кают-компания тепло приняла его, да и матросы быстро раскусили, что молодой член императорской фамилии, человек вовсе не злой и зря не обидит. Тут, конечно, больше была заслуга Архипыча, ставшего непререкаемым авторитетом среди нижних чинов, и часто рассказывавшего, что «Алексей Михалыч» человек правильный, даром, что великий князь. Господа офицеры же, оценили его скромность и деликатность, а также хорошее знание морского дела, увидеть которое в члене императорской фамилии никто не ожидал. Особенно близко Алеша сошелся с лейтенантом Барановым. Припомнив хорошенько сдачу экзаменов и производство в офицеры, случившееся у них одновременно, они обнаружили, что были представлены друг другу прежде и возобновили знакомство.

В штат броненосца лейтенанта зачислили в качестве младшего артиллерийского офицера. Место его по боевому расписанию было в батарее шестидюймовых орудий. Впрочем, молодой офицер не ограничивался по службе своим заведованием и в ближайшую неделю облазил весь корабль от боевого марса, до котельного и машинного отделений. В последних он обнаружил недурное знание устройства паровых машин, так что старший судовой механик Меньшов, в шутку предложил ему поменять специальность. В кают-компании это предложение вызвало смешки, но великий князь и не подумал обижаться.

— Благодарю вас, Петр Яковлевич, но пушки не брошу.

— А вот это правильно, Алексей Михайлович, — поддержал его Лутонин, — как говаривал незабвенный Федор Федорович: «корабли для пушек!»

— Господа, может, хватит о пушках, — усмехнулся младший штурман мичман Де-Ливрон 5-й, — что слышно в городе?

— Не могу ничего сказать, любезнейший Борис Рудольфович, спросите лучше у Ломана.

Только что вернувшийся с минных складов мичман Ломан, отставил в сторону стакан с чаем и пожал плечами.

— Ничего особенного, разве что все японские подданные сидят на чемоданах готовые при первом сигнале своего консула покинуть наш богом спасаемый Порт-Артур.

— Похоже, они готовятся к войне.

— Ну и пусть, что господь ни делает — все к лучшему! А то стоим на рейде, как привязанные, непонятно зачем. И не в кампании, и не в резерве. Вроде и не в море, и на берег не отпускают. Девочки наши скоро про нас забудут и уйдут к армейским.

— Вам бы все девочки, Константин Владимирович, — прервал его Лутонин, — а между тем дело серьезное.

— Да я не против, Сергей Иванович, просто хочется какой-то определенности. Кстати, никогда не угадаете, кого я встретил на пристани.

— Э… Матильду Кшесинскую с кордебалетом?

— Тьфу, на вас, господа! Но, в некотором роде, не хуже.