— Ну и придурок! Каждый раз, когда Роб рассказывал мне о вашем лагере новобранцев, я просто теряла дар речи. Все так жестоко и грубо!

— Таким образом нас пытались научить терпению и уважению за очень короткий срок.

— Не понимаю, зачем при этом надо быть таким жестоким.

— Просто это ранит твою творческую и нежную натуру, — сказал он, не в силах сдержать улыбку.

— Это ранит всю мою натуру, — обиженно сказала она. — Хорошо, еще один вопрос. Что ты любишь из еды? Дай угадаю. Наверное, бифштекс и жареную картошку.

Он не мог не поддразнить ее:

— Вообще-то я собирался сказать, что люблю заварные пирожные и те маленькие бутерброды с огурцами, которые подают к чаю.

Она не сразу поняла его слова, а когда поняла, то рассмеялась и ответила:

— Да ты просто морочишь мне голову.

— А все потому, что иногда ты слишком доверчива.

Уголки ее губ поднялись в улыбке.

— Я представляла тебя совсем не таким забавным, — сказала она.

Он посмотрел ей прямо в глаза. «А я представлял тебя совсем не такой печальной». Брок не сказал этого вслух. Странно, но ему хотелось видеть, как она смеется.

— Ты стараешься меня отвлечь, чтобы я сбавил скорость и тебе не пришлось выкладываться по полной программе, — сказал он и побежал немного быстрее.

Келли скорчила гримасу.

— А разве мы и так не выкладываемся по полной программе?

Брок лишь злобно усмехнулся.

К концу пробежки Келли выудила из него немного сведений о его семье и даже о его бывших подружках. Нога снова разболелась.

Она, наверное, поняла это.

— Заходи, давай чего-нибудь выпьем.

— А неужели у тебя хоть что-то есть? — поддразнил он ее, напоминая о пустых кухонных шкафах.

Она с упреком посмотрела на него.

— Конечно. У меня есть вода и кофе и даже немного выдохшейся газировки.

— Как я могу отказаться от такого заманчивого предложения? А если ты еще добавишь в этот перечень знакомство с твоими новыми творениями, я буду просто сражен. Она сморщила нос:

— Ты уверен, что действительно хочешь этого?

— Тогда ты можешь продемонстрировать мне свои великолепные шрамы, — предложил он.

Их взгляды встретились, и Брок снова почувствовал, как между ними пробежала искра.

— Хорошо, я покажу тебе свои работы. Только не будь слишком строг.

Испытывая некоторое любопытство, он взял из рук Келли стакан воды и проследовал за ней в дальнюю комнату, где вместо занавесок на окнах висели простыни. Комната была завалена картинами, а пол был устелен забракованными и смятыми набросками. У окна стоял большой стол.

Она подошла к небрежно сложенным холстам, на которых была изображена маленькая девочка с большими голубыми глазами и светлыми волосами, торчащими в разные стороны. На одной из картин облака, висевшие у нее над головой, были похожи на уродливые полупрозрачные лица. На другой девочку хлестал сильный ветер и она пыталась укрыться от него за большим деревом. На третьей платьице девочки было насквозь мокрым от дождя, хотя в руке она держала большой красный зонтик.

— Кажется, ей не везет с погодой, — заметил Брок.

— Это и есть те самые мрачные картины, о которых я тебе говорила. Теперь мне нужно нарисовать светлые, радостные, солнечные картины, а я не знаю, получится ли у меня.

— Попробуй притвориться, — предложил он.

— Притвориться?

— Да, притворись, что ты светлая, радостная и солнечная, хотя бы на несколько часов, и посмотри, что из этого получится. Когда я служил в войсках, мне часто приходилось притворяться, что мне что-то нравится, хотя на самом деле это было не так.

Она прислушивалась к его словам со скептическим выражением лица.

— Не знаю, получится ли. Ведь творчество должно быть искренним.

Он пожал плечами.

— Я просто предложил. — Его взгляд упал на картину с изображением океана, в котором отражалось затянутое облаками небо.

Ему понравились мягкие переливы голубого, серого и белого. На волнах бесцельно качался красный спасательный жилет.

— Что ты об этом думаешь? — спросила Келли.

— Честно?

— Да, я выдержу твою критику, — сказала она с улыбкой.

— В этом есть что-то унылое и сексуальное. Красный цвет спасательного жилета напоминает мне красную помаду. Надеюсь, эта иллюстрация не войдет в детскую книгу?

— Нет, — рассмеялась она.

— Ты когда-нибудь думала о собственной выставке?

— Нет.

— Но почему?

Келли пожала плечами.

— Не знаю, мне проще было бы пройтись голой по главной улице города. Я вкладываю слишком много личного в свои картины.

— Хм, — сказал он, вновь рассматривая океан. — Мне в голову пришла одна мысль.

— Что за мысль?

— Что ты считаешь смыслом своего творчества? — спросил он, вспоминая занятия по искусству, которые посещал в колледже.

Она задумалась.

— Я думаю, что у моего творчества может быть несколько целей. Это, конечно, способ самовыражения, способ выражения эмоций и чувств. Так я делюсь своими переживаниями. Разве у тебя не портится настроение от плохой погоды?

— Значит, твои картины помогают людям почувствовать себя не такими одинокими? — спросил он.

Келли помолчала и с улыбкой ответила:

— Наверное, так. Но меня бросало в холодный пот, стоило мне представить публичную экспозицию своих картин. — Она обхватила себя руками. — Роб всегда мечтал о моей выставке. — Келли закрыла глаза. — Но он также мечтал, чтобы я занялась парашютным спортом, научилась ездить на велосипеде без рук и купаться голышом.

— Вот это дружок, — сказал Брок со смешком.

Келли улыбнулась и встретилась с ним взглядом.

— Он всегда втягивал меня в разные авантюры.

— Тебе это нравилось?

— Иногда. Но чаще мне хотелось просто посидеть за кухонным столом несколько часов и порисовать в альбоме.

— А я-то всегда думал, что от долгого сидения тело сводит судорогой.

— Ты просто никогда не пробовал. Сидение за кухонным столом в течение долгого времени безопасно для здоровья.

Келли была так мила, что Броку хотелось прижать ее к себе. Это было совсем на него не похоже. Может, это последствие той страшной ночи?

— Ну и как прошло купание голышом?

Она отвела взгляд.

— Нас застукали. Точнее, застукали меня. Когда мы услышали, что кто-то идет, Роб успел натянуть шорты, а мои вещи кто-то стащил. Мне пришлось стоять в воде так долго, что я вся посинела.