амбулатории Сергею ответили, что Ягда уехала по вызову на дальнюю ферму, но сегодня должна вернуться, сами ждут.

Тогда он отправился в совхозную лавку. В кармане у него лежала записка директора совхоза на имя продавца — об обеспечении его, Чекмарева, продовольствием на пять дней.

— Где лавка? — спросил он парнишку.

Тот показал:

— Вон. Железная крыша.

Над крыльцом добротного пятистенного дома висели две заржавленные жестяные вывески: на одной — «Лавка», на другой — «Столовая». «Чудесно. Как раз вы мне обе нужны», — подумал Сергей.

В лавке, заваленной пустыми ящиками, покупателей не было. За перегородкой сидела монументальная тетя и щелкала семечки.

Сергей протянул ей директорскую бумагу, где было написано: «Отпустить, что причитается, как специалисту первой категории, на пять дней».

Продавщица прочла записку, потом вынула из-под прилавка буханку хлеба, пачку махорки и положила их перед Сергеем.

— На пять дней, — сказала она, снова принимаясь щелкать.

— Как? — удивился Сергей.

— Что «как»? — переспросила она. — Всем так.

Ему вдруг стало неловко, что он, еще ничего не сделав, претендует на что-то большее.

Сергей вышел из лавки и толкнул другую дверь, где столовая.

За сколоченным из досок столом несколько парней ели суп. Без хлеба. Сергей это сразу заметил.

Встретили они его более чем равнодушно. Но, увидя у незнакомца буханку хлеба и пачку махорки, все подняли головы и дружелюбно раздвинулись, уступая ему место.

Сергей заказал себе обед и подсел к столу.

Ребята молчали.

Мозглявый, низкорослый парень метнул на Сергея острый взгляд и задал вопрос:

— Ну, как думаем жить? Коммуной али единолично?

Сергей запросто спросил:

— Насчет хлеба, что ли?

Ребята засмеялись. Сергей положил буханку на серединку стола.

Тот, что задал вопрос — его звали Вася, — взял хлеб в руки, с великодушным видом отрезал большой ломоть и положил его перед здоровым парнем с густыми нависшими бровями. Потом отхватил не меньший кусок себе. И пустил буханку по кругу.

Она, все уменьшаясь и уменьшаясь, вернулась к Сергею небольшой горбушкой.

«Так это и есть ваша коммуна?..» — подумал он и принялся за суп.

Ребята не спеша свернули цигарки.

Затем встали и, густо попыхивая махоркой, пошли через улицу к конному двору. Сергей вместе с ними.

Во дворе там и сям из-под оседающего снега чернел разный инвентарь: плуги, сеялки, бороны… Стены сарая дырявы, как решето. Метель, очевидно, была постоянной гостьей в этом сарае.

Сергей остановился около неприглядного, будто глиной вымазанного гнедого с грязью на впалых боках. Обернулся к ребятам и встретил взгляд Васи. По всей вероятности, его конь.

— Это что? — спросил его Сергей. — Почему такой грязный?

— Задом бьет. Не подступиться! — проговорил Вася.

Сергей снова взглянул на гнедого. Вася торжествующе ухмыльнулся:

— Ага-а!

— Где скребница? — потребовал Сергей.

Вася пожал плечами:

— Если коней за хвост подымаешь, чтоб на ногах держались, для чего скребница? — и кивнул внутрь сарая.

Там лежали и стояли лошади, безобразные от грязи и худобы.

— Коней раньше кормом поднимали! — ввернул подошедший румяный мужчина с рыжей бородой.

— Это и вашей бабушке было известно, — огрызнулся Сергей. — А вот что у них холки сбиты да в грязи они, всыпать бы кое-кому…

Мужчина, задетый словами Сергея, язвительно и вызывающе спросил:

— А ты что за начальник?

Сергей, ничего не ответив, взял пучок соломы, свил его жгутом и пошел к коню. Ребята насторожились. Вася прикусил губу, как бы желая, чтобы конь и вправду лягнул.

Сергей подошел сбоку к коню. Конь поддал задом — Сергей отлетел в сторону.

Раздался взрыв хохота.

Лежа на земле, Сергей вдруг — трудно объяснить, какая тут была связь, — вспомнил где-то прочитанный им случай, как воины Александра Македонского долго не могли объездить одного коня: конь боялся своей тени; кто бы ни сел, конь, увидев свою тень, шарахался в сторону и сбрасывал седока с седла. А Македонский подошел, сел на коня и повел его прямо на солнце.

Случай был иного характера, но осенила мысль. «Почему сбоку, а почему же не спереди?» — подумал Сергей и быстро поднялся на ноги.

Снова взял солому, свил ее жгутом. Зашел спереди и крепкой хваткой обнял коня за шею. Конь мотал головой, старался высвободиться.

— Постой… Ну постой же… — ласково уговаривал его Сергей, перебирая рукой по загривку, поглаживая его шею.

Гнедой, вздрогнув, расслабил ноги. И Сергей начал чистить его — шею, грудь, бока, спину. Конь успокоился и стоял опустив голову.

Наконец, вычистив коня, Сергей отбросил пучок соломы и отряхнулся; коротко посмотрел на Васю и мужчину с бородой:

— Глядите, глядите…

— Откуда такой хозяин? — шмыгнул носом Вася. — Больно разошелся.

— Я-то?.. Главный зоотехник.

Кто-то свистнул. Мужчина приоткрыл рот. Самоуверенность Васи как ветром сдуло.

— Чтоб сегодня лошади были вычищены! — обращаясь к мужчине и Васе, твердо произнес Сергей. — Завтра проверю. — А остальным сказал: — Проводите в коровник. Покажите коров.

Вместе с парнями Сергей вышел за ворота. И тут, не веря своим глазам, он остановился.

По рыхлой дороге к двору шагал подросток — в той же одежде, в какой Сергей видел его три дня назад, — и широко улыбался.

Удивляясь и удивляя ребят, Сергей притянул подростка к себе.

— Добрый день, старый приятель! — сказал он ему.

— Добрый день…

— Значит, всерьез?

Подросток смахнул пот со лба и ответил:

— Магсюм ходить кончил. А убежать — некуда.

В районном центре, куда Сергей три дня назад добрался со станции пешком, он зашел в чайную, чтобы подкрепиться перед дорогой в совхоз. Заказал себе котлеты, чай и принялся за еду.

Мягкие лучи солнца падали на соседний стол, за которым нешумно, по-деловому распивали бутылку четверо мужчин. А чуть поодаль от них сидел подросток в рваном, с разноцветными заплатами бешмете, скособоченных ботинках, обвязанных шпагатом, и тоже рваной, когда-то дорогой каракулевой шапчонке. Обветренное лицо его покрывали розовые, желтые, фиолетовые пятна, глаза глубокие и умные. На коленях он держал гармонь и сидел, несколько отвернувшись от стола, как бы подчеркивая своим видом, что никаких претензий к этому заведению у него нет.

И на предложение одного из выпивох он заиграл… Не такая уж мудреная штука тальянка, но подросток творил чудеса: тальянка то плакала, то жаловалась тихонько, а то захлебывалась вдруг в печали. Мужчины покачивали головами, переговариваясь между собой по-башкирски, одобрительно цокая языком.

Настроение тальянки в чем-то совпало с настроением Сергея, и он сидел и слушал, хотя ему надо было уже идти.

Когда мужчины ушли, подросток шмыгнул за стол и принялся уписывать все то, что те не доели. И вдруг Сергей увидел его другим, беззащитным и близким, будто они сейчас были на равных правах.

Он подошел к нему и сказал: «Славно играешь». Подросток широко