Троцкий в октябрьские дни семнадцатого года вертелся у всех на виду. Он перехватывал гонцов, слал депеши и отдавал приказы, рассылал нарочных, распекал невесть кого и невесть за что, рапортовал невесть о чем, имея иногда о происходивших событиях весьма слабое представление. Говорил речи, пересыпанные пламенными тирадами, срывал аплодисменты, проявлял другую активность, очень похожую на рекламную, что свидетельствует о качествах карьериста и проныры и ни о чем больше.

Преувеличенное впечатление о роли иудушки (так его неоднократно именовал Ленин) в тех событиях создавали его «сопровожденцы» и «восхищенцы», хорошо организованные и еще лучше оплачиваемые. Он сам произвел себя в руководители Октября, с ловкостью шулера пользуясь как своей карманной идеологической обслугой, так и свидетельствами воспламененных экстазом Троцкого очевидцев. Среди очевидцев, не ведавших о его интригах, были и крупные деятели революции: А.В.Луначарский, М.С.Урицкий и другие[4]. То была не их вина, а их беда. Многие очень скоро разберутся в беде под названием Троцкий-Бронштейн, и тот никаких панегириков больше от них не услышит.

Замечательно, когда в руководителе сочетаются оба таланта – труд и красноречие. Однако в данном случае мы сталкиваемся с более распространенным типом личности и с более распространенной психологией публичного восприятия. Что обеспечит преимущество внешнему воздействию – блестящая, широковещательно транслируемая риторика при тусклой, провальной работе или высокоэффективная деятельность при невыразительном ораторстве, не говоря о полном умолчании? Конечно, риторика. Другой вопрос, что впоследствии жизнь неизбежно оттеснит, отбросит ритора, у которого за душой ничего нет, кроме словообильной демагогии, и выдвинет РАБОТНИКА. Но это впоследствии. А до той поры политическое трепло будет снимать сливки с общественного признания.

Словом, назначение Троцкого «главным по революции» состоялось лишь на бумаге, которая, как известно, все терпит. Место, куда троцкистам надлежит засунуть эту свою писанину, история отвела неприличное для печатного и даже для устного произношения.

Клаус Хессе иронично отзывается о военных заслугах Троцкого. Применяет к нему термин «культ личности», называет сомнительными мотивы многих его действий. Однако соответствующий раздел книги довольно краток. А зря. Потому что наркомвоенмор и предреввоенсовета Троцкий провалил почти все операции Красной армии, к разработке которых имел отношение. Спасать положение, затыкать дыры на фронтах гражданской войны, разваленных Троцким и его многочисленной креатурой, ЦК партии бросал Сталина, других большевистских военачальников. У Сталина состоялись десятки таких командировок – их насчитывают до 80, – в результате которых выиграны все бои, сражения, битвы и кампании, проведенные по его планам и под его руководством.

Троцкий тоже часто выезжал в районы боевых действий. Правильнее сказать, путешествовал по ним. Маршрут поездок этого «революционного» барина пролегал в основном по железным дорогам – поближе к благам цивилизации, подальше от окопов, в двух не по-военному комфортабельных составах с роскошными салон-вагонами. Кроме штаба поезд представлял собой трибунал на колесах, весьма скорый на расправу. От его приговоров, как показали позднейшие разоблачения, пострадали не только враги советской власти, но и верные ее сторонники, оказавшиеся неугодными Троцкому. В том числе по национальной причине.

Хессе рассказал об одной из жертв – о красном герое Б.М.Думенко. Тот организовал Первый кавалерийский социалистический крестьянский полк, постепенно став командиром кавбригады, затем кавдивизии, а позднее кавкорпуса. Ссылаясь на один из наших источников, Хессе пишет, что на совести Троцкого смерть Думенко, который отказался принять награду из рук Председателя Реввоенсовета, из-за чего был обвинен в антисемитизме и расстрелян. Хессе не пишет, что официально герою инкриминировали убийство комиссара и подготовку мятежа – выдуманное обвинение, уже не имеющее существенного значения, т. к. Думенко справедливо и давно реабилитирован. Говорить следует о другом: гибель честных людей от рук троцкистов и в гражданскую войну, и позже есть исторически доказанное обвинение-приговор.

…Но вернемся к образу жизни «красного Бонапарта». Его поезду была придана типография, оперативно размножавшая речи, которыми Троцкий фонтанировал на всех остановках. Речистого и жестокого, темпераментного и любвеобильного «полководца» сопровождали сотни лиц: военспецы, повара, помощники, секретари, телефонистки, стенографистки, машинистки, фотографы, музыканты духового оркестра, кинооператор и прочая дворня. Писали, что в поезде для хранения продуктов имелся чуть ли не единственный на всю Россию компрессорный холодильник – чудо тогдашней техники.

Сопровождавшая Троцкого охрана имела кавалерию, была оснащена артиллерией, пулеметами, мотоциклами, автомобилями и бронеавтомобилями, даже аэропланами. По сравнению с такой свитой и такими удобствами Председатель Совнаркома Ленин, можно сказать, просто прозябал в Кремле, где, бывало, самостоятельно варил для себя жидкий супчик в маленькой, плохо топленой квартирке. Если же он отправлялся куда-то, то обычно в машине был только водитель, лишь иногда его сопровождал единственный охранник, отчего однажды Ленина на московской улице ограбила, отняв машину, банда налетчиков.

А Троцкий, умело эксплуатируя свой р-р-революционный внешний облик, с удовольствием предавался излишествам, отвечавшим его внутренним запросам. Вот он, бледный и небритый, затянутый в чёрную кожаную тужурку, митингует и рубит кулаком воздух. А вот он в шикарной шубе, розовощёкий, вальяжный и прихотливый, устраивает пышные выезды в Подмосковье на охоту. По соседству с Лениным, не стесняясь, живет на широкую ногу, закатывает приемы и банкеты. Позже со ставшей для него тесной кремлевской жилплощади Троцкий переселился в поистине царские апартаменты знаменитой усадьбы «Архангельское» с ее музейными интерьерами, коллекциями произведений искусства и богатой утварью.

Он никогда не бедствовал и до революции – ни в России, ни в эмиграции, будучи отпрыском богатейшего помещичье-купеческого семейства, щедро субсидируемый враждебными социализму, коммунизму, всему роду людскому силами, о которых нужен отдельный разговор. Он покупал себе славу, вкладывал в нее средства, как в выгодное предприятие, чтобы жить, т. е. баламутить в комдвижении на проценты с вложенного капитала.

После смерти Ленина партия пережила много потрясений. Впрочем, разве она не испытывала их при его жизни! Они с особой силой стали зреть, когда обозначился скорый уход Ленина из жизни и Троцкий решил, что наступает его звездный час: захват власти в партии, а вслед за этим – в стране.

Двумя сильнейшими потрясениями стало появление сначала так называемой левой оппозиции («троцкистской», затем «новой» и «объединенной» оппозиций), потом – правой или бухаринской. Книга «Сталинский социализм» – это любопытная оценка обоих оппозиционных течений, даваемая иностранцем, попытавшимся разобраться в хитросплетениях советской политики 20-30-х годов. А ведь это не под силу иным современным российским историкам, предпочитающим кропотливым поискам в архивах дежурные, штампованные спекуляции на сей счет.