– Они оценивают его заявление. Мы заполнили бланк.

– Они от вас офигели, только и делов, – выдал Дэн. – «Отзови своего пса, Дэн», – сказали они.

– Не называй своего сына псом.

Не следовало так говорить с Дэном, но, к счастью, вернулся Баххубер с велосипедом, и весь его интерес переметнулся туда.

– Люблю велосипеды, – объявил он, скручивая веревку в руке. – Ей-богу, да. У самого был велосипед.

– Да, – сообщил бедолага, – вы брали «малверн-стар» в самолет.

– Нет, слушай.

Сосед покладисто улыбнулся.

– Я дам тебе сорок фунтов за велосипед. Могу продать тебе «форд-кастомлайн», прямо как этот. Идет? Я не так далеко живу. Любая проблема – и я мигом тут.

– Да, но я принес кое-что для вас, мистер Бобс.

У соседа в корзине лежала прекрасная старая книга. На обложке блистала золотая картинка старого самолета, а называлась она вроде бы «Аэронавтика», только на каком-то иностранном языке. Конечно, Дэн ее хотел, но он отпрянул, вскинув руки:

– Больше пятидесяти за велик не дам, – заявил он.

Сосед прижимал книгу к груди, словно Библию.

– Я не умею водить.

– Я вас научу.

– Мне не нужно.

– Правда? – спросил Дэн, и я распознала неприятные нотки. – Чем вы зарабатываете на жизнь?

– Я школьный учитель.

Тогда-то Дэн и потерял интерес. Я видала это раньше уже много раз. Он взобрался на подножку и развязал последнюю веревку. Поднял пропеллер и, крутанув его, буркнул, заставив бедолагу признать это:

– Кто-кто?

– Школьный учитель.

Мистер Баххубер был вынужден встать на колени, чтобы поставить пропеллер на землю. Он заметил, что кок[8] обшит медью, которую когда-то закрепили либо винтами, либо заклепками, их головки были тщательно зашлифованы.

– Чудная работа.

Дэн прикрыл рукой улыбку, оскорбительный жест, чтобы все видели.

– Учителишка.

– Верно.

– А это твои клуши на крыше?

– Боюсь, что так.

– Нельзя позволять им тут гадить, тут детки. Их мать подтвердит, верно, мамочка? Это негигиенично. Вы раньше держали кур? Нет? Хитрость в том, приятель, что нужно подрезать им крылья.

– Да, все никак не соберусь.

– Любой дурак это сможет. Нужны только ножницы, и вообще-то они у меня есть.

Когда я возразила, он обрушил свой гнев на меня:

– Ты мать или кто?

Я услышала, как хлопнула дверь. Коротышка вернулся, не зная, что я разожгла пожар. Я обещала, что больше никогда не буду спорить с Дэном, но сейчас мне было плевать.

– Если мистеру Баххуберу нужна помощь с курами, я готова подсобить.

– Можешь подрезать крылья?

Я улыбнулась этому наглецу в лицо.

– Папа, – сказал Коротышка, – прости, но нам не нужен пропеллер.

Это он в первый раз. Я чуть не расплакалась.

– Тебе нужна реклама, сынок. Можешь быть дилером «Форда» сколько влезет, никто не заметит. Пропеллер – это, как говорят, продвижение товара.

– Не могу себе позволить, – повторил Коротышка.

– Пятнадцать фунтов? Конечно, можешь. Ты ведь хочешь, чтобы люди знали про твой бизнес? Ты хочешь, чтобы в городе о тебе говорили? Даже если местный совет заставит тебя его убрать. Вырой яму в газоне.

– Папа говорит, его друзья в «Форде» отклонили твое заявление.

– Не стоило идти в «Форд» втайне от меня, – сказал Дэн. – Мне за тебя стыдно. Думаешь, тебе дадут представительство? В такой-то дыре?

Коротышка покраснел, но улыбнулся бодро и ясно:

– Мы поможем тебе снова его привязать. – Затем он поднял винт, и я подумала: «Какой красавец».

Дэн кивнул миссис Д. Та моментально развернулась и с извиняющейся улыбкой в мою сторону засеменила по гравию к машине. Мгновение спустя «плимут» выехал на дорогу.

Пропеллер согнул моего мужа и, казалось, одолеет его, но нет, он поднял его, как штангу. И швырнул к забору:

– Пятнадцать фунтов, – крикнул он.

Сосед разинул рот.

– Слава богу, что я не родился сильным, – заявил муж, – а то бы уже кого-нибудь убил.

Малышом в пэйнхемском пасторате я вскарабкался на кухонную раковину и вывалился в окно, по счастливому стечению обстоятельств, соскреб кусок мяса под лопаткой и не задел головушку. Порой в последующие годы, в душе например, я исследовал кратер в своей плоти и развлекал себя вопросом, что он пророчил: жизнь в бегах от собственной скучной натуры в поиске острых ощущений – я так и буду прыгать, когда нужно оставаться в безопасности и покое? Именно такое желание, теперь я уверен, меня физически тянуло к Аделине Кёниг, высокой темноволосой красавице, с которой я прогуливал уроки в старших классах и исследовал забродившую грязь и травы у реки Торренс, где она текла мрачно и неторопливо у местечка, которое тогда еще звалось Пэйнхемом. Я был пасторским сынком, и меня не интересовали деньги. Меня не впечатляло богатство Кёнигов или их статус в «Дойче-Клабе», но рядом с Аделиной меня словно подключали к электросети: ее подданному так же была важна связь с ней, как электрическому фену или дрели.

Миссис Боббсик была такой же.

У ее мужа розовые щеки, черные как смоль волосы, всегда ненормально весел, словно ребенок в цирке. Как я завидовал его жизни.

Миссис Боббсик зажигала спички, и ее неудачи меня смешили. Я мог предложить тушеное мясо на неделю вперед, семь ужинов для одного на каждый неминуемый вечер, – оно ждало в холодильнике. Мои мысли, очевидно, были безумны.

Дома я поставил обед на плиту, убрал книги с обеденного стола, заменил их другими. Я сомневался, что моя личная библиотека заинтересует эту семью, но также знал, что тут были тома, которые полюбятся всякому: в основном на французском, но иллюстрированные изящными гравюрами – красота механического века, вязальные машины, автоматы, аэропланы с перьями на крыльях. Мне на руку, что в моей монолингвистичной стране нет рынка для этого языка.

Миссис Боббсик не нравился ее свекор. Я мог слушать его весь день. Если он и пытался продать мне автомобиль, что тут такого? Будь у меня возможность, я бы заплатил ему за пропеллер. Я бы подвесил его к потолку по диагонали за рояльную струну. В то же время я поразился, когда крошечный ясноликий мистер Боббсик ШВЫРНУЛ ценный предмет к забору. Насколько иной жизнью жили они, подрезая клушам крылья, чиня аэропланы мылом, решая быть дилерами «Форда», не прося ни у кого разрешения, одни, как канатоходцы, не прячась от судебных повесток.