было сидеть тихонечко в бабушкиной комнате и ни в коем случае не бегать в ванную. Бабушка хоть и ворчала «развела проходной двор», но от бумажных денег, которые ей давала мама, никогда не отказывалась.

Химию в парикмахерской делали мужчины, и даже мальчики. Мама с хохотом рассказывала бабушке, как недоуменно они на работе сначала реагировали на такие пожелания. Потом привыкли, мода же, ничего не поделаешь. Но дома она никогда не принимала мужчин. Бабушка была категорически против «таких выходок» даже за деньги.

Еще в парикмахерской делали разные процедуры с лицом. Но мама никогда не повторяла их дома. Зато перед каждым праздником Егор исправно сидел в бабушкиной комнате. А после через щелочку в двери подглядывал, как в коридор выходят уже готовые женщины с накрашенным лицом и красивыми прическами.

«Была обычная, а стала красивая. Мама – настоящая волшебница», – гордился Егор.

По выходным мама работала почти всегда. Иногда ездила делать свадебные прически, ведь торжественные мероприятия происходили обычно в субботу или воскресенье.

***

Мир пробудился от зимней спячки, умылся дождем и принарядился сначала в зеленую сочную листву, а потом и в цветы. Гора любил лето. Иногда бабушка брала его на дачу, а иногда он оставался с мамой дома. Летом она старалась меньше работать. Они гуляли, ели мороженое из алюминиевых вазочек в кафе, посыпанное грецкими орехами и шоколадом, ездили на автобусе купаться на озеро, читали книжки. Егор думал, что так будет всегда, и даже почти забыл про Лизку, в которую умела превращаться мама.

Как-то совершенно обычным утром он проснулся и почувствовал, что из форточки пахнет чем-то тревожным, неприятным.

– Скоро осень, – понял Егор. – А это значит, он снова потеряет маму.

И в один из октябрьских дней, когда бабушка с мамой уже закончили эпопею с урожаем, прибрали участок и забили заготовками кладовку, так и произошло.

Глава 5. По-другому

– А где мой папа? – спросил Егор, когда был еще совсем маленьким.

Мамы не было дома, и бабушка объяснила, что папа у него, конечно, есть, но не только его, Егоркин папа. Может быть, это папа еще какой-нибудь девочки или мальчика, а может и сразу двоих.

– Почему мой папа еще чей-то? – удивился мальчик.

– Ну, милый мой, это мамке своей скажи «спасибо».

– А когда он к нам придет? От тех, других детей?

– Никогда. Хотел бы, давно пришел.

Горка не очень понял, за что маме нужно сказать «спасибо». Как его папа оказался еще чей-то и почему он выбрал других детей, а не Егора. Разве он хуже? Эти вопросы он и задал маме вечером, забравшись к ней на колени. Ксения пересадила мальчика на диван и стрелой вылетела из спальни. Хлопнула дверь в большую комнату, и они с бабушкой поссорились. По правде говоря, они постоянно ругались, но плакала бабушка редко, практически никогда не плакала. Егорка даже ни разу не видел. А тут она, опустив грузные плечи, сидела на диване и вытирала краешком покрывала глаза. А слезы все катились и катились, даже халат промок. «Как маленькая девочка», – Егору стало жалко бабушку, и он до вечера так и просидел рядом на краешке ее кровати, которая скромно стаяла в самом углу комнаты.

***

А недавно, в конце сентября, мама стала задерживаться на работе. Раньше она приходила, когда Егор уже поужинал, и ему разрешали перед сном заняться своими делами: поиграть, погулять во дворе или посмотреть с бабушкой кино по огромному пузатому телевизору. Сейчас же мама появлялась, когда мальчик, накрытый до носа ватным одеялом, усиленно боролся со сном.

– Скоро у нас все будет по-другому, – погладив его по голове, сказала мама.

– Как по-другому?

– Не знаю, как именно, но очень-очень хорошо. А следующим летом поедем к морю. – Спи, Егорушка, спи.

– Спокойной ночи, мамочка.

Ксения чмокнула его в горячий нос и тихонько прикрыла за собой дверь. Егор ей верил. Ведь не может быть всегда плохо, всегда тяжело. Даже в фильмах про войну, которые он смотрел с бабушкой, и в тех все обязательно исправлялось. Пусть не сразу, не быстро, но исправлялось же. И у них исправится, наладится. Заживут, обязательно заживут. Он пойдет в школу и будет учиться лучше всех в классе, чтобы мама им гордилась.

***

– Опять приехал? – злилась в комнате бабушка. – А он знает, что у него уже ребенок подрастает. Шестой год пошел мальцу.

– Знает, мама. Конечно, знает.

– Не дело это, Ксения, влезать в чужую семью. Что люди скажут?

– Ой, мама, вечно ты о других думаешь! Люди, люди, да что тебе люди то? А мы разве не люди? А мы не его семья? Вот я и Егор, чья семья?

– Да пойми ты, дуреха, никогда он с тобой не будет. Затащит в койку, а потом опять пропадёт незнамо насколько. Шесть лет не было ни слуха, ни духа. Да у него в каждом городе, поди, по такой, как ты. А может, и не по одной. Ты же про него ничего не знаешь, про Николая своего этого. Еще и ребенку его отчество дала. Говорила я, надо было дедово дать, Петрович …

– При чем тут папа? У Егора свой отец есть. Он за нами приехал, мама, за нами. Одумался и приехал.

– Оксаночка, не ходи, не надо. Чую неладное, не ходи.

– Вечно ты причитаешь, мама. Надоело!

Ксения тихо вышла из комнаты, взяла сумочку у порога, и Егор сквозь сон услышал, как хлопнула входная дверь.

Глава 6. Ксения

– Напридумывала ты себе всякого, Ксения Батьковна, – сказал ей Николай, когда утром они вышли из гостиницы. – Я же просто увидеть тебя хотел. Узнать, как ты и что. Ты же сама на ночь осталась. Я и не предлагал особо, не настаивал. А семья у меня уже есть. В Калуге моя семья: и жена, и дочка. А Егорка …, ты уверена, что от меня твой Егорка?

Он еще что-то говорил, только она не понимала, что именно. Рот его открывался и закрывался, губы то складывались в трубочку, то расправлялись, словно в улыбке, то превращались в линию, а то и вовсе в пунктир. Он говорил и говорил, а она все слушала и слушала. Не понимала. Отчего-то он начал трогать ее за плечи, трясти, что ли, начал. Она не соображала только, зачем он ее трогает. А раз он на непонятном языке говорит, то и стоять ей тут без надобности. Она развернулась. Пошла. Сначала медленно, переступая заплетающимися ногами, потом быстрее и быстрее,