— Ты с Лаевским сегодня во всех известных блогах и журналах. А заголовки какие! Закачаешься! — Она разблокировала телефон и начала читать вслух: — «Молодожены месяца. Влюбленные и красивые». «Наследница банковской империи и самый известный адвокат Москвы», «Поцелуй, который войдет в историю Питера»... — Наташа, как веером, помахала себе телефоном. — Мне только от одних названий жарко. А как вспомню вас...

— Тогда остывай. А я пока можно немного посплю?

Я взяла первую попавшуюся под руку декоративную подушку и как щитом укрыла ею голову.

— Ночь была настолько бурной? — Бульдозер по имени «Наташа», словно регбист мяч, отобрала мою подушку и прижала к своей груди.

— Так брачная! Ты же сама говорила, что спать не положено. Вот!

— Я много чего говорила. Обязанности лучшей подруги, они такие... — Наташа выпрямилась и, повернув мою голову, заставила посмотреть себе в глаза.

Наверное, так же смотрят прокуроры на допросе. Сурово, недоверчиво и долго. Будто буравят взглядом черепную коробку и докапываются до мозга.

От напряжения даже затылок зачесался. Но руку поднести, чтобы почесать, я не успела.

— Лерка, скажи честно, ты у нас все еще девушка? — Наташа удивленно, совсем как прошлый Демон, наклонила голову набок и плотно сжала губы.

Точно прокурор. А еще детектор лжи. Ходячий!

— Я...

Врать не хотелось совсем. Перед свадьбой наглости еще хватало, помнила предупреждения Никиты. А сейчас... после тяжелой ночи язык не поворачивался. Ясно было заранее: все равно не поверит.

— Только не пытайся мне соврать. — Наташа поднялась с пола и села рядом со мной на диван. — Я тебя без гинекологического кресла насквозь вижу.

— Наташ...

Я облизнула губы. Нужно было как-то начать. Или врать, или уже сознаваться. Возможно, во всем.

— М-да... — Уставившись в пол, подруга подперла голову руками.

Сейчас с нее можно было лепить женскую версию роденовского «Мыслителя». Даже выражение лица оказалось похожим.

— Я думала, что у меня с Пановым все сложно... — куда-то в космос протянула она. — Но, похоже, у тебя ситуация еще хлеще.

Я еще не понимала до конца, к каким Наташа пришла выводам, но с плеч словно булыжник упал.

— Папа говорил, что твои акционеры вместе с этим Буркиным... Бурёнкиным... или как там его, удавятся от «радости», когда узнают о браке с Никитой. Но я не думала, что именно ради этого ты идешь в ЗАГС.

Вместо ответа я пожала плечами.

— А как же твоя к нему «большая и светлая»? — Наташа подняла голову и не моргая посмотрела мне в глаза.

Даже не понять было, чего в этом взгляде больше: сочувствия или боли.

— А что с ней станется?..

Я не плакала на свадьбе. Не пустила ни одной слезы после нее в отеле. А сейчас глаза сами наполнились соленой влагой и переносицу обожгло болью.

— Не первый год, — растерянно развела руками. — Может, это уже диагноз. Может, я привыкла.

Еще несколько минут назад, до прихода Наташи, хотелось уснуть, чтобы ничего не вспоминать и не чувствовать, а сейчас изнутри рвалась целая волна. Будто плотина разрушилась. Дамбу взорвали.

— О боже, Лера!

Наташу просить не пришлось. Она сама обхватила меня руками, прижала к своей груди и, как маленькую, начала гладить по спине.

— Вот ты «счастливая». Бедная моя. Хорошая...

— Он тоже не хотел, — захлебываясь слезами, начала оправдываться я. — Пришлось решиться после больницы... Ни у меня, ни у Никиты не было другого выхода.

— Солнце ты мое. Это ж надо было так вляпаться.

— Так нужно. На год. Не до-о-ольше...

Слезы текли уже двумя ручьями. Я не пыталась сопротивляться самой себе. Не изображала сильную и гордую. Вместо борьбы вспоминала каждое прикосновение Никиты. В загсе, в ресторане, в отеле. Его почти черные глаза в зеркале, когда помогал мне расстегивать свадебное платье. Глубокие, как у мученика с иконы, морщины между бровей, когда нам привозили деликатесы. Изможденный вид утром.

И выла. Навзрыд. Как не выла даже по приемным родителям.

— И ему, конечно, все это тоже тяжело, — почему-то произнесла Наташа.

— Он все еще жену любит. Я уверена, — вырвалось у меня с новой порцией сырости.

— Да... Несчастный. — Наташины руки на моей спине вдруг остановились. — Только во время «первого поцелуя» чуть девственности тебя прямо на виду у гостей не лишил.

Вместо сочувствия в ее голосе зазвучала ирония. А вместо печали в глазах зажглись знакомые мне опасные огоньки.

От неожиданности я даже плакать перестала. Слезы будто сами резко высохли.

— Что ты имеешь в виду? — спросила осипшим голосом.

— Знаешь, Лера, лучше бы ты все эти годы не орла своего ждала, а ходила на свидания и набиралась опыта. Тогда сама бы поняла всё.

— Наташа, ты можешь прямо сказать? На что ты намекаешь?

Плакать мне уже не хотелось, но вот ладони начали дрожать. Тело будто первым догадалось, о чем речь и какой будет вывод.

— Лер, да твоего Лаевского прямо в загсе чуть Кондратий от желания не хватил. У него уши дымились! — Подруга тряхнула головой. — Если у кого и были сомнения, что у вас все по-настоящему, после этого секса рот в рот и мысли не осталось! Я вообще была уверена, что ты ходить сегодня не сможешь. Как последняя дура, спешила. Мази тебе везла обезболивающие. Все, что было в аптеке возле дома, скупила.

Она взглядом указала на сумочку. И снова притянула меня к себе. Сжала осторожно, как фарфоровую куклу.

— Ты бы видела вас со стороны, — произнесла Наташа с нервным смешком.

— Мы были похожи на настоящих?

Мои сомнения усилились во много раз. Все прикосновения и