Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, если это охотник? – сказал Торин, словно прочитав мысли друга. – Что, если это наживка? Мы не можем оставить ее в живых. Ее надо убить.
– А если это невинный человек, а мое полуночное проклятие начнет действовать? – возразил Мэддокс, заталкивая демона, насколько это возможно, глубже внутрь себя.
Выражение лица Торина на миг исказило чувство вины, словно жизни, которые он некогда забрал, в один голос обратились к его совести, умоляя спасти тех, кому он в силах помочь.
– Я не знаю. Действуй по обстоятельствам. Но сидеть сложа руки мы все-таки не можем…
Мэддокс стиснул зубы. Он не был жестоким, бессердечным человеком, не был зверем. Он ненавидел волны злобы, которые то и дело накатывали на него, угрожая полностью им овладеть. Он ненавидел то, что делал, то, чем он был, а главное – то, чем стал бы, если хоть на миг перестал бы сопротивляться темным желаниям и мыслям, внушаемым ему демоном.
– Где сейчас человек? – спросил Мэддокс. Решение было принято: он пустится в ночь, пусть это и обойдется ему дорого.
– Возле Дуная.
«Минут через пятнадцать он будет на месте, если побежит, – решил Мэддокс. – У меня как раз хватит времени, чтобы вооружиться, найти человека, проводить его в убежище, если он невинен, или убить при необходимости и вернуться в крепость. Если что-то вдруг меня задержит, я умру прямо в лесу, и тогда все прочие смельчаки, которые имели неосторожность подняться на холм, если такие найдутся, окажутся в опасности, ибо, когда начнутся первые боли, Насилие полностью подчинит мои мысли и чувства. Единственной моей целью тогда будет уничтожение».
– Если я не вернусь к полуночи, отправь остальных искать мое тело, а заодно и тела Люсьена и Рейеса.
Смерть и Боль приходили к Мэддоксу каждую ночь, независимо от того, где он был. Боль наносил удары, а Смерть сопровождал его душу в ад, где она и пребывала, терзаемая огнем и демонами, почти столь же злобными, как Насилие, до самого утра. К несчастью, Мэддокс не мог поручиться за безопасность друзей, застань их полночь в лесу: он мог ранить их, когда они придут к нему. И если это произойдет, то физические страдания, которые он испытывает каждую ночь, дополнятся муками совести.
– Пообещай мне, – настаивал он.
Блеснув глазами, Торин кивнул:
– Будь осторожен, мой друг.
Мэддокс поспешно вышел из комнаты. Когда он уже преодолел половину коридора, Торин крикнул:
– Мэддокс! Ты должен взглянуть на это!
Быстро шагая назад, Мэддокс ощутил новый укол страха. «Что на этот раз? – спрашивал себя он. – Что может быть хуже того, что я уже увидел?» Вновь оказавшись у мониторов, он приподнял бровь и выжидательно воззрился на Торина, давая понять, что тот должен поторопиться.
Торин мотнул подбородком в сторону экрана.
– Кажется, там еще четверо. Все мужчины… или амазонки. Раньше их не было.
– Вот черт! – Мэддокс внимательно рассматривал четыре новых красных пятна. Они двигались на некотором расстоянии за маленьким пятном. «Да, это действительно хуже того, что я уже видел», – решил он.
– Я разберусь с ними, – сказал он. – Со всеми.
Мэддокс быстро и решительно зашагал по коридору. Добравшись до своей спальни, он кинулся прямиком в гардеробную, минуя кровать, которая составляла единственный предмет мебели в комнате. Раньше здесь стояли комод, зеркало и кресла, но он разнес их в щепки во время приступов страсти к насилию. Как-то раз он набрался глупости заполнить помещение декоративными водопадами, растениями, крестами и прочими предметами, призванными умиротворить и успокоить. Но ничего из этого не сработало и в считаные мгновения обратилось в пыль и обломки, когда демон взял над Мэддоксом верх. С тех пор он отдавал предпочтение, как это называл Парис, минималистичному дизайну. Единственной причиной, по которой он не избавился от кровати, было то, что Рейес должен был приковывать его к чему-то, когда наступала полночь, и металлическая кровать как нельзя лучше для этого подходила. Воины в огромных количествах закупали сменные матрацы, простыни, цепи и металлические изголовья и хранили их в соседней спальне, чтобы они всегда были под рукой.
«Надо торопиться!» – думал Мэддокс. Он быстро натянул черную футболку, обулся и закрепил клинки на запястьях, поясе и голенях. Никаких пистолетов. Он и Насилие были согласны в одном – убивать врагов надо, когда они подходят близко, и делать это следует своими руками.
Окажись кто-то из смертных, что бродят сейчас в лесу, охотниками или наживкой, они были обречены.
Эшлин Дэрроу дрожала на пробирающем до костей ветру. Пряди светло-русых волос хлестали ее по лицу и глазам, и она трясущимися руками пыталась заправить их за уши, которые мучительно кололо от холода. Но видела она все равно мало. Ночь была темной, туманной и снежной. Лишь изредка отдельные серебряные лучики лунного света пробивались сквозь снежные кроны вековых деревьев.
«Как природа, столь красивая, столь величественная, может так жестоко мучить человеческое тело?» – спросила себя девушка и вздохнула, отчего перед ее лицом образовалось облачко пара. «А ведь прямо сейчас, – подумала она, – я могла бы лететь в теплом самолете назад в Штаты». Но накануне Эшлин узнала нечто слишком удивительное, чтобы удержаться от искушения. Ее переполнила надежда, и несколько часов назад, воспользовавшись первой же возможностью выяснить, правда ли это, она, ни минуты не колеблясь, отправилась в путь. «Где-то среди этого необъятного леса, – думала девушка, – живут люди со странными способностями, которые никто не может объяснить». Что это за способности, Эшлин толком не знала. Ей было известно лишь, что она отчаянно нуждается в помощи и готова пойти на любой риск, лишь бы поговорить с этими могущественными людьми.
Эшлин преследовали голоса, которые делали ее жизнь невыносимой. Где бы ни оказалась, она слышала все, что когда-либо произносилось в этом месте, независимо от того, когда это было – несколько минут или столетий назад. Язык, на котором изъяснялись собеседники, тоже не имел значения – она понимала любой. Некоторые называли это даром, а она – настоящим проклятием.
Еще один ледяной порыв ветра налетел на Эшлин, и она прижалась к дереву, укрывшись за ним, как за щитом. Вчера, прибыв в Будапешт с несколькими коллегами из Всемирного института парапсихологии, она прогуливалась по центру города и услышала кое-что очень интересное. Голоса, звучавшие в ее голове, не удивляли девушку, пока до нее не начал доходить смысл слов невидимых незнакомцев: «Они могут поработить тебя одним лишь взглядом», «У одного из них есть крылья, и он летает на них в полнолуние», «Тот, что со шрамами, исчезает, когда захочет».
Эти отрывочные, тихим шепотом сказанные фразы словно открыли какую-то дверь в ее разуме, и на девушку обрушился шквал разговоров разной степени давности. Голосов, которые хаотично накладывались друг на друга, было так много, что Эшлин согнулась пополам под гнетом этого груза, силясь отделить второстепенное от важного, когда слышала: «Они не стареют», «Они, наверное, ангелы», «У них даже жилище жуткое, словно из фильма ужасов, спрятано на вершине холма, в чаще наводненного тенями леса, в который, черт возьми, даже птицы не залетают», «Может, убьем их?», «Они чудотворцы и смогли облегчить мои страдания».