«А вторым – Мичум. Вот это вечер!»

Воорт прокладывает путь мимо родственников, поднимается по лестнице, здороваясь, пожимая руки, целуя щеки. Здесь и речные Воорты, и копы из Куинса, а еще семьи детективов из Бронкса. Различные ветви семьи меняются, так что у Мэтта каждый вечер есть компания. На площадке второго этажа Воорт подхватывает одного из маленьких племянников.

Пятилетка вопит от восторга:

– Дядя Конрад!

– Что, Бадди?

– Я видел картинку в журнале, и там была Камилла!

– Замечательно, Бадди.

– А потом мама сказала папе, что Камилла предала тебя. Что означает «предала»?

– Обманула.

– Она тебя обманула?

– Тут все непросто.

– А кто это на той картине, со смешными волосами на лице? – теряя интерес к первой части разговора, мальчик указывает на один из висящих в коридоре семейных портретов.

– Это называется баки, – отвечает Воорт. – Тогда их носили многие мужчины. А Улисс Воорт когда-то был хозяином этого дома. Он был капитаном детективов и арестовал множество плохих людей, которые устраивали беспорядки, чтобы не идти в армию во время Гражданской войны.

Малыш убегает за одной из сестер. Воорт поднимается к спальне на третьем этаже. Из комнаты доносятся веселый мужской смех и – ощущаемые даже в коридоре – запахи дерьма и (послабее) рвоты.

Мэтт лежит на медицинской кровати, обложенный подушками. Крупное тело исхудало, спутанная грива темно-рыжих волос исчезла, и теперь он похож на узника Освенцима. Трубки с чистым раствором тянутся от капельниц к рукам. Мерзкого вида зеленая жидкость течет из его тела по другой трубке, подведенной к боку, в пластиковый сосуд под кроватью.

Невозможно поверить, что этот человек – ровесник Воорта и ему всего тридцать один. Невозможно поверить, что три месяца назад он выглядел совсем по-другому, но легкая боль в животе распространилась на спину и бока, и во время операции выяснилось, что рак поражает его тело с такой же скоростью, с какой современная механизированная армия захватывает отсталую страну.

– В общем, – вещает один из отставных копов Воортов (он стоит, опираясь на подоконник), – арестовываю я порноактрису, а она все время, пока я надеваю наручники, лыбится. Под конец она въезжает, что арест самый настоящий, и говорит: «Погоди-ка, так ты надеваешь мне наручники потому, что ты коп?»

Полдюжины мужчин в комнате хохочут, и Мэтт громче всех. Он колотит кулаком по кровати. От смеха по лицу текут слезы и капают на небесно-голубое одеяло.

– Привет, Конрад, – говорит Мэтт. – Я должен бы платить тебе за аренду.

– Да ладно. Благодаря тебе я экономлю уйму денег. Сюда каждый вечер тащат столько всего, что мне еще много лет не придется покупать продукты.

– Я серьезно. Прошло уже несколько недель. Есть еще пара ребят, которые предлагают мне пожить у них.

Воорт щелкает пальцами.

– Мне и в голову не приходило. Пакуй чемодан и заодно забери отсюда всех этих вралей с их байками.

– Спасибо, – тихо говорит Мэтт.

– Я еду на Лонг-Айленд, – сообщает Воорт родственникам. – Надо повидать Микки. Так что сегодня занимайте любую спальню, даже мою.

– Новое дело? – жадно спрашивает Мэтт. – Зачем нужен телевизор? У меня на глазах разворачивается самый долгоиграющий полицейский сериал в Нью-Йорке.

– Это из программы на будущую неделю, – отвечает Воорт. И спрашивает у остальных: – Кто следующий в очереди?

– Я, – отзывается самый младший из присутствующих, только недавно начавший работать патрульным кузен из Куинса. – Ну, в общем, так, – начинает он. – Это произошло на самом деле, в прошлый вторник во Флашинге…

Воорт выходит.

«Два лучших друга детства».

У него разрывается сердце.

«Такое не должно случаться».

Спустившись в гараж, Воорт садится в красный «ягуар». Выезжает на Третью авеню и поворачивает на север, к туннелю Мидтаун. Звонит по установленному в машине телефону и слушает гудки. Напарник и нынешний лучший друг отзывается, когда Воорт уже выезжает на северный берег.

– Чем занят? – спрашивает Воорт.

– Смотрю телевизор. Тут аризонский доктор Робертсон убивает одного из пациентов, – говорит Микки. – Помощь при самоубийстве, черт меня побери. И он записал это на видео! Можешь представить? Ему нравится. Знаешь, что такое эксперт? Это тип, который использует факты для подкрепления своих убеждений. Надеюсь только, когда самоубийство узаконят, надзирать за этим поставят не копов. Ну, ты понимаешь, о чем я.

Сквозь сильные помехи Воорт объясняет, что едет на остров.

– Хорошо, – отвечает Микки, – но тебе надо кое-что…

Помехи становятся такими сильными, что им приходится прекратить разговор. Что бы это ни было, оно подождет, думает Воорт.

Добравшись до лонг-айлендской автострады, он вдавливает педаль газа в пол. По пути к границе округа Нассау возле Грейт-Нек он при свете приборной панели рассматривает список Мичума. Имена ничего ему не говорят. Просто некий набор букв. За ними нет истории, лиц, проблем, страстей. Пока они еще не связаны возрастом, этнической принадлежностью, полом или даже географией.

Пять имен, адресов и номеров карточек социального страхования.

Померещилась ему вспышка интереса на лице Кожаной Куртки возле «Белой лошади»?

«Нет, не померещилась».

Мальчики начинают постигать общественную жизнь в классах и на спортплощадках. Там закладываются отношения с друзьями, которые будут взрослеть вместе с ними. На спортивных площадках по всему городу у них общие союзники, противники, стремления, разочарования. Они учатся защищаться. Учатся работать в команде. Их детская дружба становится мерилом всех последующих, как стала для Воорта дружба с Мичумом, – и потому всегда будет жить в памяти. И это дорогого стоит.

Воорт сворачивает с автострады по съезду на Рослин, направляясь к берегу океана, где стоит дом Микки. Он в пригороде. В свете фар кружатся падающие листья.

Воображение рисует Мичума на заднем сиденье такси, едущего через огромный, безликий город. Мимо проплывают громады домов, а охваченный унынием и страхом друг детства направляется домой – или, возможно, в какое-нибудь тайное убежище.

Воорт не знает, что именно сейчас такси высаживает Мичума возле невзрачного пятиэтажного отеля в Инвуде, к северу от Гарлема. «Королевский отель» – гласит голубая неоновая вывеска над потрепанным навесом. Заведение явно не королевское.

Мичум дает шоферу тридцать долларов, отказывается от сдачи и поднимается по шести потрескавшимся бетонным ступенькам в скромный, но очень чистый вестибюль. Натертый линолеум пахнет лимоном. Пальмы в горшках недавно политы. Репродукции литографий жокеев на ипподроме «Белмонт-парк» (Анхель Кордеро, Джули Кроун – наездники, несущие ответственность за игорные разочарования хозяина отеля) висят возле клетки свежеокрашенного лифта, в полном одиночестве возносящего Мичума на третий этаж.