Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Алиса задремала – в кресле, опершись мокрой щекой на ладонь – то ли взяла свое навалившаяся за эти дни усталость, то ли магически подействовали пожелания незримой сестрицы…
–Так-то лучше. И не вздумай мою любимую племяшку из этого замка забирать, – довольно произнесла Олеся и пошла на свое законное место – к любимому мужу.
Денис был нервным и раздражительным который день. С товарищами из бригады почти не общался, работу хоть и делал, но уже с полнейшим отвращением и к семьям умерших, и к самой работе, и к покойникам, потому что те не были столь прекрасны, как Олеся.
Своим поведением он злил всю «Вечную память», но директор из принципа его не увольнял. В ближайшие выходные Денис выбрался на кладбище – навестить Олесину могилку, на которой уже возвышался памятник, поражающий воображение.
Над скромным холмиком появилась черная беседка, выполненная из ажурно сплетенных металлических прутьев. Войдя в этот необыкновенный шатер, мужчина удивился еще больше.
Внутри «поселились» трое ангелочков, виртуозно выполненных из белого мрамора. У одного из них в руках был развернутый свиток, на котором можно было прочесть имя покойницы и необходимые здесь даты. Двое других держали портрет Олеси. Ангелы застыли в таких позах, будто вот-вот унесут в небеса тяжелую мраморную плиту, на которой изображена очаровательная девушка, сама похожая на небожительницу. Голова её слегка выглядывала из-за решетки, руки крепко сжимали прутья, а лицо весело улыбалось. Поверх не так давно оставленных здесь венков уже лежала охапка свежих алых роз. Чувство вкуса не изменяло Стасу ни в чем – начиная от одежды и заканчивая последними почестями для любимой супруги.
Денис присел на стоявшую здесь же черную резную скамейку и долго любовался лицом на памятнике. Оно притягивало своей неприсущей случаю живостью, и молодой человек так и не смог поверить, что эта девушка на самом деле умерла.
-Видела, что я на ее могиле устроил? – с нескрываемой гордостью спросил Алису Стас.
–Господин директор, вы скоро вовсе бросите работу и переселитесь на кладбище, – серьезно ответила она, подняв глаза от бумаг.
–Вы считаете, в рабочее время мысли о сестре запрещены?
–А ты думаешь, легко их отогнать, чтобы проверить всю бухгалтерию?
–У тебя же полно подчиненных!
–Вот я и пытаюсь разобраться, где они напортачили.
–Такова работа финансового директора…
–Я в курсе, – она слегка смягчилась, – раз уж ты меня отвлек, отвечу. По-моему, это перебор. Ну, ладно еще беседка; ну, ладно, мраморные статуи, но зачем было изображать Олесю за решеткой?! Где смог такую фотографию добыть…
–Это мы в парке гуляли, пошутили, – он глубоко вздохнул, – но она же там и впрямь как за решеткой: смерть лишила ее свободы.
–Прости, но смерть лишила ее жизни, – зло проговорила Алиса, – а теперь иди в свой директорский кабинет и не мешай.
Стас ушел, но цифры поплыли у Алисы перед глазами, и сосредоточиться на работе она больше не смогла. Потерзав себя с полчаса попытками мобилизоваться, девушка сама пошла к свояку:
–Раз уж ты мне с самого начала недели отбил всё желание работать, скажу, что нам надо думать о поминках, – проговорила она Стасу.
–А зачем о них думать? – размеренно произнес он. – Соберем всех еще раз в ресторане, и делу конец. А вот о… беседке я хотел у тебя спросить.
–Может, не стоит?
–Нет, Алис, я хочу внутри ее засеять газонной травой и посадить розы. Олеся их так любила!
–Думаешь, они там будут расти?
–У нас в саду они теперь с ранней весны до поздней осени, Олеся этого добилась. Вот мы туда пошлем ее садовника…
–Стас, – прервала его Алиса, вздохнула и продолжила:
–Это тебе и мне она дорога! Больше никому. И никто не станет дневать и ночевать на кладбище, чтобы ухаживать за розами должным образом, – она немного помолчала и более мягко добавила, – а траву посадить можно… но не выдумывай глупостей. Олеся была обычным человеком. Хорошо, что ты еще почетный караул там не выставил.
–Почему ты всегда так практична и жестка?
–Жизнь заставила, – она опустила глаза.
–Ну, прости, мне лишь хочется для нее что-нибудь сделать, а больше поговорить не с кем.
–Стас, ты не хуже меня знаешь: мы должны смириться. Мне тоже ее не хватает, но я стараюсь переключиться на работу, а ты, по-моему, и вовсе забыл о своих обязанностях.
В последние дни Алиса стала серьезно переживать за Стаса. Она видела, что мысли его были где-то далеко на кладбище – рядом с женой. На работу он приходил для того, чтобы сидеть в своем кабинете, созерцая стоящий на столе Олесин портрет. Никаких деловых встреч, звонков и переговоров. Все документы, принесенные замами и секретарем, директор подписывал, не читая. Казалось, Стас потерял ту деловую хватку, которая помогла ему так легко добиться успехов в бизнесе. И именно сейчас на предприятии начались проблемы. У Алисы возникла догадка, что кто-то решил воспользоваться горем гендиректора ради собственной выгоды. Но если сама она с трудом, но могла заниматься работой, то растормошить Стаса казалось чем-то запредельным.
–Я делаю, всё, что должен, – сухо ответил он на её упрек.
–Не можешь думать о работе, отвлекись на друзей: ребята же готовы тебя поддержать, ты сам от них отстранился!
–У тебя вроде как много дел? – девушка кивнула. – Так займись ими, а не моим воспитанием.
Алисе ничего не оставалось, кроме как вернуться к финансовой отчетности и вновь попытаться понять, что же там не срастается.
-Ну, передумал, что ли, увольняться? – спросил у Дениса Лешка, когда их бригада вернулась с очередных похорон.
–Да вроде, – невнятно ответил молодой человек, – мне кажется, я схожу с ума, но ведь с этим ничего нельзя поделать?
–Простой такой, – засмеялся Андрей Юрьевич, – а главное – самокритичный! Влюбился что ли?
Последовала пауза. Денис обвел сослуживцев серьезным взглядом, а потом ответил:
–Скорее всего, да.
–И кто она? – спросил Вовчик.
–Она из хорошей семьи и очень-очень красива, – ответил Денис, а про себя подумал: «Я и правда схожу с ума – люблю образ, с которым никогда не встречусь, и теперь уже не могу без этого образа жить».
Коллеги не подозревали, о ком он рассказывал, поэтому поздравляли Дениса и были искренне рады за него.
На следующий после поминок день Алиса на работу не пошла, вновь боялась своим расстроенным видом поколебать образ эдакой железной леди,