От воскресших воспоминаний вчерашнего вечера выражение ее лица наполнилось беспомощностью столь совершенной, что оно как бы уже переходило в безмятежность слабоумия. По-детски приподнятые брови и бессмысленно приоткрытый рот – именно это обнаружила она, увидев свое отражение в иллюминаторе как раз в тот миг, когда ее оцепенение нарушил нежданный звонок.

Как ошпаренная высвободилась Маша из спальника, кувыркнувшись, нырнула в ванную и принялась приводить себя в порядок. Пока она возилась у туалетного зеркала и чистила зубы, звонок повторился дважды. «Еще чуть-чуть! Ну, подождите же!» – взмолилась про себя отличница. Всё? Нет, еще штришок помады… Так-так, вот теперь – всё! Лицо немного припухшее, но в очках – это даже стильно…

Выпорхнув в закуток прихожей, она уставилась на экран входной видеокамеры. Снаружи, суетливо оглядываясь по сторонам, переминался с ноги на ногу лохматый человек. Не задумываясь, вся открытая для внезапного счастья, Машенька прогнала прочь дверную перегородку.

– Здравствуйте! – мажорно воскликнул висевший перед ней высокий худой, с мешками под глазами, незнакомец. – Меня зовут Вениамин Светлов! – Он был в противном сером, на вате, плаще и мощных берцах. – Мужчина настоящих французских кровей, – продолжал он голосом, каким рекламируют в вагонах метро глупые мелочи или просят подаяние. – Я предлагаю вам себя на весь остаток жизни. Ежедневный завтрак в постель и кофе. Тихая, уравновешенная свекровь. Зарплата от трехсот долларов США и выше. А также в ассортименте имеется толстый, длиною в локоть, фаллос, – держа руки в карманах, он по-эксбиционистски распахнулся. – И, к вашему вниманию, бонус: пачка цветных презервативов с фруктовыми ароматами. Заметьте: совершенно бесплатно!

– А-а, – разочарованно покивала Маша, поняв, что это вовсе не принц на белом коне, а жалкий торговец никчемной судьбой.

– Ко всему прочему, я клянусь… – продолжал коммивояжер-любовник, но Машенька, чуть наклонив голову набок и приветливо улыбнувшись, нажала на красную кнопку.

– Постойте же!.. – только и успел выкрикнуть бедолага, как дверная перегородка встала на свое место.

* * *

В отличие от римского понтифика, православный патриарх не разрешает создавать на станциях настоящие храмы, ибо Престол, по канонам, должен иметь свое четко определенное место, а не болтаться где-то в космосе. (Тот факт, что все земные Престолы болтаются в космосе вместе с Землей, патриарха ни капли не смущает.) Оттого обедни на «Руси» проходили нерегулярно, во временно приспособленных под часовни помещениях.

Постоянной должности священника в штате нет, тем же, кто готов был работать на договоре, платили по остаточному принципу, вследствие чего время от времени тут объявлялись такие отъявленные проходимцы, что у несчастных прихожан волосы вставали дыбом. Случалось даже «ряженые» – то есть поддельные, самозваные батюшки, имевшие целью лишь скудный, но легкий заработок.

Маша не была религиозна, но в церковные обряды она верила – инстинктивно, без надрыва, как в гороскопы из журналов для девочек. К тому же они давали ей ощущение хоть какой-то поддержки извне, и это помогало выносить беспросветную орбитальную жизнь. В это воскресенье, когда на душе у нее было смутно, как у Катерины из «Грозы», она направилась в часовню с мыслью, что теперь-то Бог просто обязан сжалиться и послать ей хоть какой-нибудь выигрышный лотерейный билет. Желательно в виде прекрасного благородного мужчины или хотя бы служебного повышения.

Но не тут-то было. «Ах!» – екнуло сердце Машеньки, когда, словно херувима, узрела она на клиросе своего вчерашнего провожатого в золотом стихаре. Даниил висел в луче прожектора вниз головой и гулко барабанил девяностый псалом. Он всегда здесь прислуживал, но по причине природной своей стеснительности редко появлялся перед толпой молящихся. А вот теперь, набриолиненный и блестящий, явился он девушке в образе светлого ангела.

Стены были без росписи, так как часовня была совсем новая и освящена митрополитом в честь страстотерпца Григория Распутина. До ее обустройства на «Руси» было только четыре часовни – в честь благоверного полководца Жукова, святого царя Иоана Грозного, царенаместника Владимира Путина и просто Никиты Михалкова. Ранее пролетарии экологического фронта не особенно активно посещали богослужения. Но после благословения на однополые бракосочетания ряды молящихся на орбите резко пополнились. Когда, наконец, запели «Благослови, душе моя, Господа», народ Божий выдохнул и начал креститься и кланяться.

«Господи Боже, помилуй хотя бы душу ее, Многомилостиве и Всемилостиве, Боже мой! – молился в темном углу предела Даниил. – Смерть смертию умертвивый! Смилуйся над безымянной покойницею! Услыши глаголы моя, Господи! Ежели Ти, Блаже, надобно, смертию мя умертви, окаянного, но прими душу девицы сей в Царство Твое Небесное. Но да будет воля Твоя и ныне, и присно, яко на Небесех, тако и на земли и в космоси и во веки веков! Аминь».

Обливаясь слезами, Даниил жался за иконой и изредка вздрагивал, как от ударов плеткой. «Чудак юродивый», – подумал очередной новый батюшка, вылетая на проповедь. Схватившись руками за аналой, как лектор за кафедру, он, седобородый и худощавый, повис над амвоном и, осенив себя крестным знамением, молвил:

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа…

– Аминь! – ответствовал народ и шумно подался вперед, чтобы теснее сплотиться возле проповедника, надеясь, что этот оправдает их чаяния.

– Э-э, – сразу сконфузился тот, заметив такое внимание. – Кхе, кхе… Ну, во-первых, братия и сестры… То есть, я хотел сказать, только сестры, – поправился батюшка, и недоумевающие мусорщики украдкой переглянулись. – В смысле, особенно сестры. Так как сегодня мы с вами, как и вся православная Церковь, празднуем день памяти жен-мироносиц. Так что позвольте поздравить вас всех с православным женским днем!

– Спаси Господи, – недобрыми басистыми голосами отозвались мусорщики.

– В этот день наши благочестивые прадеды, – продолжал батюшка, – вспоминали о женщинах.

Внимающие перекрестились.

– Заметьте, не восьмого марта, как делают это магаданские жидомасоны и те же, к примеру, китайцы, а именно в этот день, день строжайшего поста, мы должны поздравлять наших милых сестер и старушек-матушек. Ведь посмотрите, как много они для нас делают. Благодаря им на столах наших случаются яства и пития. А иной раз, – продолжал батюшка, с отстраненным взором рисуя руками некие округлые объемы, – иной раз и бананы. Кстати! – оживился проповедник. – Был я недавно в паломничестве, в Эквадоре. И там один благочестивый инок мне и говорит: «Чего это вы, батюшка, бананы сырыми кушаете? У нас так не принято». Я говорю: «А как же их есть-то?» Он у меня банан выхватил, пожарил, борзо так, и сиропом залил. Вкусно-о получилось – пальчики оближешь!

Батюшка поднес руку к лицу, будто бы перекреститься, но вдруг чмокнул кончики пальцев и растопырил их в воздухе, мечтательно глядя поверх голов.

– «А так, – говорит он мне, – сырыми, и обезьяна есть бананы способна». – Батюшка, нахмурившись и скривив для убедительности губы уголками вниз, покивал, еще раз оценив глубину сказанного, потом вдруг вздохнул и будто бы опомнился. – Так вот, братья и сестры, посмотрите же на наших женщин. Какие-то они у нас блеклые, усталые, с затравленными всё взорами. Бывало, гляжу, плетется такая за мужем, того и гляди в столб впишется или газон потопчет, – проповедник презрительно поморщился. – Ноги – как лапы передние у лошади. Ну, разве ж это женщина? Вот тащится такая и канючит, канючит, так и хочется в нее плюнуть… Ну, купи ты ей эту шоколадку! – вдруг надрывно вскричал он. – Ну возьми ты ея хоть раз, как человека, под руку! Ну, хоть Бога-то побойся, не топчи ты женщину сапогами! Писано же: «Сказал Господь Моисею, сними прежде обувь твою с ног твоих»…