говорила о наличии эмпатии[35]. Работа системы «зеркальных» нейронов до конца не изучена (любознательные читатели могут подробнее узнать об этом в примечаниях)[36]. Тем не менее некоторые исследователи убеждены, что нашли священный Грааль человеческой добродетели. Один нейрофизиолог отразил восторженные настроения того времени, окрестив «зеркальные» клетки «нейронами Ганди»[37]. Для не имеющих отношения к нейробиологии снимки фМРТ послужили бесспорным доказательством наличия эмпатии. Завораживающие разноцветные снимки мозга казались истиной[38]. Люди поверят чему угодно о собственном разуме, если хотя бы мельком упомянуть нейробиологию.

«Зеркальная» теория стала основным подтверждением существования эмпатии и идеально укладывалась в гипотезу Родденберри. Снимки мозга убеждают, что разум человека «запрограммирован»[39] работать строго определенным образом. Вдохновленная компьютерными науками метафора заставляет предположить, что разум поддается изменениям не больше внутренних органов.

От Платона до Фрэнсиса Гальтона и современной психологии и от нейробиологии до шедевра поп-культуры «Звездный путь» — везде напрашивается один и тот же вывод: эмпатия неподвластна контролю. Если это врожденная черта, то нельзя стать эмпатичнее, чем мы есть. А если это рефлекс, степень сочувствия ближнему от нас не зависит.

Это замечательно для естественных проявлений эмпатии: в кругу семьи, друзей и соплеменников. Но для нашего времени вывод неутешительный. Он означает, что когда ресурс эмпатии закончится, мы будем просто стоять и смотреть, как черствеем и разобщаемся.

К счастью, гипотеза Родденберри — вместе с олицетворяемыми ею многовековыми философскими системами — ошибочна. На самом деле эмпатию можно развивать и в результате стать добрее.

Эта идея кажется неожиданной, но за ней стоит не один десяток лет исследований. Труды многих лабораторий, в том числе моей, дают основания предполагать, что эмпатия — это не столько неизменная черта, сколько навык, который можно развивать и адаптировать в соответствии с современностью.

Возьмем, к примеру, диету и физические упражнения. Человек эволюционировал в условиях постоянной нагрузки и ограниченного пропитания. В ответ на это у нас развилось пристрастие к жирам, белкам и отдыху. Сейчас можно набивать живот фастфудом, не прилагая усилий. Если дать волю инстинктам, есть риск раньше времени отправиться на тот свет. Многие уже задумались об этом и борются за здоровье, стараются правильно питаться и ходят в спортзал, потому что знают, что это полезно.

Аналогично, даже привыкнув проявлять заботу определенным образом, мы можем расширить эти границы. Мы в любой момент можем прибавить или убавить эмпатию, как громкость на проигрывателе: научиться прислушиваться к невыносимому коллеге или найти в себе силы помочь страдающему родственнику. Постепенно можно усилить эмоциональные способности и научиться сострадать незнакомым людям, посторонним и даже представителям других видов. В наших силах освободить эмпатию от оков эволюции.

Иначе говоря, эмпатия — это не суперспособность, дарованная бетазоидам и в некоторой степени землянам. Это самая обычная сила — такая, как мышечная, как ловкость или умение играть в скребл. Некоторые люди генетически предрасположены быть сильнее других физически, но развитие силы зависит и от нас. При сидячем образе жизни мышцы атрофируются. Чтобы наращивать их, надо двигаться.

Развод родителей стал для меня эмпатической тренировкой. Мне пришлось развивать сострадание, чтобы сохранить связь с обоими, не замкнуться в себе и не вовлечься в их конфликт. Эмпатия такой же выбор, как здоровый образ жизни. И во многих случаях они совпадают. Как писал Джордж Сондерс[40], «у каждого есть небольшое расстройство, а точнее болезнь, — эгоизм. Но от нее есть лекарство. Будьте дисциплинированным, деятельным и в каком-то смысле отчаявшимся пациентом — ищите самые эффективные антиэгоистические препараты, не жалея сил, всю жизнь»[41].

Эта книга — о лекарствах и науке, которая их изобрела. С правильной схемой лечения — в том числе неожиданной дружбой, искусством, сплочением общества — можно нарастить «мышцы» эмпатии и в процессе стать добрее. На этих страницах вы узнаете о полицейских, научившихся мирно взаимодействовать с гражданами, народностях тутси и хуту, пришедших к примирению после геноцида, и закоренелых ксенофобах, забывших о ненависти. Вы увидите, как бывшие заключенные обсуждают книги с приговорившим их судьей, заново открывая в себе человечность, а врачи и медсестры отделения неонатальной реанимации учатся помогать людям с разными характерами в самые трудные моменты жизни, отстраняясь от личных эмоций.

Всем им непросто бороться за доброту — никому это не дается легко. Нельзя стать добрее за десять простых шагов. И хоть вам, вероятно, так покажется, я вовсе не утверждаю, будто люди добры по своей природе. Человечество может быть добрым на 39%, на 71% или где-то между. Главное — не с чего мы начинаем, а к чему хотим прийти.

Через пять лет, и даже уже через год, мир, возможно, станет злее или добрее. Социальная ткань может рваться дальше или начать восстанавливаться. Мы не обязаны проявлять эмпатию, особенно в адрес тех, кто к нам жесток или безразличен. Но, поддавшись примитивным эмоциональным инстинктам, мы себе же сделаем хуже. К чему мы придем и какова наша общая участь, зависит от нас. Ведь мы сами выбираем, что нам чувствовать.

Глава 1. Удивительная пластичность человеческой природы

Eppur si muove (И все-таки она вертится).

Приписывается Галилео Галилею

Еще сто лет назад считалось, что земля под нашими ногами недвижима. И что Австралия вечно была островом, а Бразилию и Сенегал всегда разделял Атлантический океан. Это было настолько очевидно, что не подлежало обсуждению. Альфред Вегенер все изменил[42]. В нем не самым обычным образом сочетались страсть к приключениям и интерес к метеорологии. Он поставил мировой рекорд, пролетав над Европой на воздушном шаре больше двух дней. В гренландской тундре он взрывал бомбы, чтобы измерить толщину ледового покрова. И в пятьдесят лет погиб в очередной экспедиции.

Изучая карты океанского дна, Вегенер заметил, что края континентов совпадают, как кусочки пазла. «Разве не похоже, что восточный берег Южной Америки и западный берег Африки раньше были единым целым, раз их контуры точно повторяют друг друга? — писал он своей подруге. — Надо будет развить эту идею»[43]. Вегенер разглядел и другие загадки. На африканских равнинах видны следы схода древних ледников. Как такое может быть, если континент всегда был на экваторе? Одни и те же виды папоротников и ящериц обитают в Чили, Индии и даже в Антарктике. Как они распространились так далеко?

В то время считалось, что в древности океаны пересекались перешейками, по которым все живое перемещалось между континентами.

Но Вегенера это объяснение не удовлетворило. В книге 1915 года «Происхождение континентов и океанов» он предложил радикальную альтернативу: суша была когда-то слеплена в единую массу