* * *

Если кто думает, что жить в южном курортном крае ― сплошное очарование, советую заглянуть в спальные районы. Будьте уверены, весь городской бюджет спущен исключительно на дорогу от аэропорта до туристического побережья. А дальше всё как везде: стандартные человейники, дыры в асфальте, заборы и серость, которую не перебивает цветущая зелень. Зимой же и вовсе будто всё сдохло.

Спецом возвращаюсь как можно позже: в надежде, что все в отрубе. Нихрена. Мать с бухает на старой разваливающейся кухне с "другом" семьи. Настолько разваливающейся, что дверцы полочных шкафов давно висят перекособоченные, а обои отходят пластами.

В узком коридоре их нет вовсе ― только голый бетон. Попытка сделать ремонт, которая не увенчалась успехом. Лет пять уж как прошло, а вдохновения на повторный подвиг ни у кого и не появилось. Наркопритон, натурально.

Игнорирую невнятный оклик матери и сразу иду к себе, где давно врезан замок. Чтоб никто не шарился в поисках заначки на опохмел. Гарант хлипкий, пару раз дверь всё равно выламывали по синьке. Так что всё ценное ношу с собой: наличку, телефон и цепочку с крестом ― подарок от тётки на шестнадцать лет. Да и здесь не сказать, чтоб живу. Ночую. Периодически.

Квартира с дебильнейшей планировкой: для того, чтобы попасть в одну комнату нужно пройти насквозь спальню родителей, где сейчас храпит успевший ужраться в хлам батя. Перегарище стоит адовое. Ещё и густая табачная вонь в спёртом закрытом помещении бонусом добавляется.

Открываю окно нараспашку, чтоб хоть немного проветрить, и, вытащив тлеющий бычок из зажатых пальцев, тушу его в пепельнице. Засыпать с зажженной сигаретой ― явление у предков едва ли не ежедневное. Как мы всё ещё не погорели к чёртовой матери я хз. Тупо везёт, не иначе.

Состояние задолбанное, охота вырубиться без задних ног, но сон не идёт. Битый час залипаю в новостную ленту от скуки, а когда, наконец, начинаю уходить в дрёму ― из приятной расслабленности меня вырывает ритмичный стук подлокотника и скрип разваливающегося дивана аккурат через стену, за которой осталась кухня. Надрывающиеся женские стоны не заставляют себя ждать.

Опять.

Достало.

Минута, две, три. Больше не выдерживаю. Одеваюсь обратно и вылетаю из квартиры. Подобные звуковые представления давно стоят поперёк глотки. А если батя сподобится проснуться, то всё закончится ещё и матерным скандалом, помноженным на мордобой. Каждый раз надеюсь, что кто-нибудь кого-нибудь в итоге прирежет и эти пьянки закончатся, да всё никак.

Выхожу на улицу, освещённую фонарями. Первый час ночи, а оживление хоть куда. Во дворе, под самодельным навесом, местные мужики эмоционально играют в домино. Чуть дальше на лавочке компания помоложе сидит с бутылками, пока мелочь без присмотра носится где придётся, рискуя переломать конечности. Да. Помним такое, проходили.

Идти недалеко, буквально через пару домов, к соседней девятиэтажке. Набираю код домофона и поднимаюсь пешком на шестой. В такое время суток, конечно, не очень прилично заявляться без спроса, но в данном случае можно. Это сценарий давно отработан.

Дверная трель с противным подхрипыванием глухо разносится в недрах. Не услышать сложно. Поворачиваются ключи в замках и на пороге появляется Яна. Слегка сонная, со сбившимся пучком и в домашней растянутой футболке-размахайке. Всё. Штанов нет. Только трусы.

– Дома есть кто? ― деловито уточняю вместо привета.

– Мама лишь утром придёт.

– Отлично, ― без разрешения прохожу внутрь, закрывая за нами дверь. Вот и решилась проблема с ночлежкой.

* * *

– Вить, прошу, постарайся не нарываться. Ничем хорошим это не закончится.

– И что, надо просто молчать?

– Ты их всё равно не изменишь. А проблем наживёшь.

– Не изменю, так заставлю фильтроваться.

– Эти дети неисправимы. Им с пелёнок внушали, что они стоят во главе эволюционной цепочки, что, по сути, верно.

– Они стоят выше, потому что их родители чего-то добились. Сами же они ничего из себя не представляют.

– Но считают иначе. И остальные считают так же. Сам подумай: кто большая помеха? Бизнесменский сынок, за которого руководство школы вздёрнут и перетрясут, или безымянный ученик, за которого никто не вступится?

Будто я сам не знаю, что Нора права. Только от этого стоять в стороне если её обижают не собираюсь. Нора единственный дорогой мне человек. Единственная, кому когда-либо я был небезразличен. Пока её сестра, бухая, валялась на улице, так и не дойдя до детского садика, именно она забирала меня, везла к себе, кормила, поила, одевала и занималась.

По сути ― Нора меня и воспитывала. Пыталась забрать окончательно, но продуплявшиеся предки просыхали через недельку и устраивали ей скандалы с погромом: кто-то ведь должен был таскать им бухло из ближайшего круглосуточного. А кто это сделает лучше шестилетки, верно? Так что Норе приходилось возвращать меня, однако по факту всё равно большую часть времени я тусил с ней.

Пока та не родила долгожданную дочь. Там уже я сам понял, что не хочу быть лишним и отвалил в родной притон. И всё равно родная тётка остаётся на подхвате. Даже пристроила меня сюда, чтоб приличный старт обеспечить. Заверяет, что ей сделали большую скидку как работнику, но я знаю, что она врёт и из своего кармана оплатила всю сумму. Будто у неё других забот нет и не на кого спускать не такую уж солидную зарплату поварихи-буфетчицы.

Так что хрена лысого. Любую мразь, что посмеет ей что-то вякнуть ― размажу по стенке. Какие бы ни были последствия.

– Плесни мне кофе, будь добра, ― протягиваю ей опустевшую чашку, давая понять, что тема закрыта и возвращаться к ней мы не будем.

Нора лишь вздыхает, уходя к кофемашине.

– Заберёшь сегодня Мию после продлёнки? Я опять не успеваю. Надо провести инвентаризацию.

– Заберу.

Заберу. Отведу домой, покормлю, сделаю с ней уроки. Хоть какую-то пользу я ведь должен приносить.

– Если у тебя были другие планы, я попрошу Серёжку закрыться пораньше.

Серёжа ― её муж, работающий в автомастерской. Хороший мужик.

– Нет планов. Сказал заберу, значит заберу.

– Спасибо, ― мне подносят свежесваренный Американо. ― Пей и беги. Занятия скоро начнутся.

– Подождут.

Там всё равно каждый раз после звонка творится вакханалия. От полноценного часа на урок отводится хорошо если половина времени. Остальное же ― маразм на маразме, маразмом подгоняемый.

Что я и говорил. Когда захожу в кабинет препода ещё нет, зато остальные на ушах стоят: в дёсна долбятся, электронными испарителями накачиваются, сэлфятся… Ай, задолбаешься перечислять. Много чести.

Прохожу мимо Саламандры, краем глаза замечая раздражённые черкания в толстой тетради на пружине. Кто-то не сделал домашку, ай-яй-яй. Уверен, как и