как, в больничку провериться не надо? ― сердито оборачиваюсь к Вите. ― Я не медик, но сотряс ты вчера, очевидно, словил.

Потому что видок у него плачевный. Лицо разбито и местами посинело, а костяшки словно тёркой с особым садизмом шлифовали. Что там под рубашкой прячется даже представить страшно, потому что лупили соперники друг друга без жалости.

Чем закончилось не знаю, до конца я не досмотрела. Стало дурно от вони перемешавшегося в закрытом помещении пота, вида брызжущей крови и потерявших всякий человеческий облик толпы. Не люди, а голодные гиены. Пока протискивалась сквозь плотное кольцо обратно к выходу, столько вслед сальных шуточек словила, что потом не меньше часа дома отмывалась с мочалкой.

– Я чувствую себя прекрасно, ― саркастично салютуют мне кистью. ― Спасибо, что беспокоишься. Могу оказать ответную услугу и дать совет. Забудь всё, что ты вчера видела.

– С удовольствием. Хорошо, что ничего запоминающегося там не было. Кроме безмозглого сброда, которого надо массово сводить к психиатру.

– За них не переживай. Лучше за себя переживай. Ты же не хочешь проблем?

– Это угроза?

– Ты чем слушаешь, белобрысая? Сказал же, совет, ― Сорокин понижает голос, чтоб нас не услышали остальные. Хотя они не больно-то и слушают. Заняты тем, что вырывают из рабочих тетрадей листы и запускают самолётики. Первый класс, ясельная группа. ― Потому что если начнёшь чесать языком, пожалеешь.

– Что-то на совет совсем не похоже.

– Тебя когда-нибудь пускали по кругу? ― брезгливо морщусь. ― Нет? Ну так попробуешь. И ещё радоваться будешь, если только этим ограничится. Потому что, поверь, им глубоко наплевать, кто там твой папочка и какие у него связи. Болтливых у нас не любят.

– У вас? У вас ― это у кого?

– Ты меня услышала? ― перекрывают вопросом на вопрос.

Обидно так-то. Кем он меня считает? Сплетницей? Я никому ничего и не собиралась говорить. Не вижу смысла. Хотят выколачивать из себя последние мозги, на здоровье. Мне-то до этого что? Я поехала туда лишь ради того, чтобы понять: что из себя представляет эта "Сорока".

Не сказать, что на все вопросы были получены ответы, но откуда растут ноги у его агрессии и мании распускать кулаки вполне очевидно. И достаточно, чтобы сделать понять очевидное: от человека с подобным "хобби" стоит держаться подальше.

Кто знает, как часто и как сильно его уже били по голове? Может, ему плевать, кого мутузить? А если в следующий раз не тетрадь в стену полетит, а что-нибудь поувесистей?

Но и подобным тоном с собой разговаривать я ему не позволю. Если пытается запугать, пусть идёт к чёрту.

– А чего это ты так за меня переживаешь? ― с вызовом интересуюсь. ― Боишься, что и тебе заодно прилетит? За то, что слил пароли и явки. Интересно, а тебя тоже тогда по кругу пустят? Вот на это я бы глянула.

– Дура.

– Может быть. Но я когда-нибудь обязательно поумнею, а тебе с твоими развлечениями скоро предстоит лежать овощем и кушать кашку через трубочку, ― демонстративно достаю из футляра наушники и втыкиваю в уши. Музыку пока не включаю, поэтому слышу как, сопроводив всё нецензурной лексикой, со стула подрываются, вылетая из класса.

Кажется, я его выбесила.

* * *

Вечерняя прогулка с Чарой ― стандартный променад. Правда сегодня он слегка припозднился по срокам, но так даже лучше. К одиннадцати набережная уже практически пустует, а побережье и вовсе свободно. Зато негромко играет музыка с открытых площадок и по всему периметру горит подсветка, окрашивая тропинку и пальмы переливающейся радужной палитрой.

Пользуясь безлюдностью, спускаю Чару с поводка и та, окрылённая свободой, уносится вперёд. В дневное время так сделать не рискнёшь, слишком много выслушаешь потом о себе и своём "питомце", хотя она у меня ярая пацифистка. Укусить никогда не укусит. Максимум, залижет до щекотки, но тоже выборочно. К кому-попало не пойдёт. Детей вот обожает, а взрослых, по большей части, сторонится. Если не сказать, что боится.

Думаю, это психологическая собачья травма. Когда водила её в ветеринарку после того как нашла, на рентгене обнаружились старые зажившие переломы. Носиться как угорелой сейчас ей это не мешает, но я с ужасом представляю насколько же бедняжке больно было тогда.

Минута, две, три. Чара испарилась. На зов не реагирует, в поле зрения не промелькивает. Умчалась куда-то в ответвление, где уже не так освещено, а музыка едва слышна. Собственный голос в образовавшейся тишине звучит пугающе громко. Хорошо, что ночи не такие тёмные.

Улавливаю тихое гавканье и спешу туда, обнаруживая питомца возле лавочки, на которой одиноко сидит человек в чёрном балахоне. Разглядеть его сложно из-за натянутого капюшона, понятно только по комплекции, что не девушка. И что он кормит мою собаку чем-то прямо с рук!

– Чара, ко мне! Сколько раз говорила, не бери ничего у незнакомцев, ― раздосадовано подхожу к любимице, пытаясь оттащить за ошейник. Какой там. Она так-то особа крупногабаритная. А когда упрямится и вовсе словно в землю врастает.

– Не отравлено. Это обычная ветчина, ― для подтверждения машут мне надкусанным сэндвичем. Такие продаются в круглосуточных магазинах. Я ещё удивлялась всегда, кто такое есть может? Это же дрянь полнейшая. От набуханного соуса слишком жирно, ингредиенты сомнительного качества, не говоря о том, что неизвестно сколько такой вот бутерброд валяется на прилавке, прежде чем его купят. Может день, а может, неделю.

– Не надо ей таких деликатесов. Потом лечиться замучаемся.

– Ты ж не утрируй, Чижова. Сколько ем, пока живой.

Чижова? Откуда он знает мою фамилию? Хотя да, голос знакомый. Недоверчиво всматриваюсь в черты, но из-под капюшона выглядывает только упрямый подбородок. Заметив, что я его не узнаю, парень делает одолжение и выпрямляется, вскидывая на меня глаза.

От удивления выпускаю ошейник.

Офигеть.

Сорокин.

– Ты-то что здесь забыл?

– Ужинаю под звёздами. Не видно?

Видно. Сэндвич, вскрытая жестяная банка сэвэнапа и пачка сигарет ― ужин богов.

– И давно ошиваешься в этих краях? Я тебя здесь прежде не видела.

– Так и я тебя тоже. Может, мы просто друг друга не замечали? Но ты, конечно, девица отчаянная. Так и ищешь неприятностей на задницу.

– Сейчас-то что не так?

– Шляешься одна по подворотням.

Ну, этот закоулок сложно назвать подворотней, но всё же толика правды в его словах есть ― местечко не самое удачное. В таких обычно тайком курит персонал из ближайших гостиниц. Чтоб не светиться перед начальством.

– Я не одна,― резонно замечаю.

– А, ну да. С тобой же грозный сторож, ― насмешливо чешут Чару, а та только и рада. Льнёт к нему,