Я проиграю этот бой, но отныне начинаю с тобой войну.

— Я тебя услышала, — хриплю я, с трудом заставляя себя произнести это.

Эйван отпускает моё горло и идёт к гардеробной с совершенно довольным видом. Я потираю нежную кожу, провожая каждое его движение взглядом. В голове я судорожно ищу решение. Одно знаю точно: я не могу больше терпеть! Я и так принесла себя в жертву миру между нашими странами. Оставила академию, не доучившись, воинскую службу, амбиции… Любовь.

— Что с лицом? — спрашивает Эйван, завязывая халат. — От твоей кислой мины настроение падает. Улыбнись, Вилле.

Качаю головой. Улыбаться нет ни желания, ни сил. Эйван снова подходит, сжимает мои щёки. Я пытаюсь вырваться, но он сам отпускает меня, кинув полный сожаления взгляд.

Сожаление…?

— Знаешь, ты сама виновата, — говорит Эйван. — Ты как ледышка. Другие женщины всегда были в восторге от меня, а рядом с тобой я чувствовал себя ничтожеством. Этот гордый взгляд, эта осанка, будто ты проглотила палку!

Он презрительно кривится, будто описывает что-то отвратительное.

Я удивляюсь. Эйван никогда не говорил этого. Тру щёки, глядя на внезапно раздражённого мужа. Задерживаюсь у выхода из комнаты, неуверенно оборачиваюсь на Эйвана. Хочется сказать ему что-то. Объясниться, что я никогда не была холодна внутри, просто ледяные драконы иначе относятся к демонстрации эмоций? Сказать, что я никогда не желала показать ему пренебрежение? Но почему я должна оправдываться перед ним? Если ему казалось, что в наших отношениях что-то не так, он всегда мог просто поговорить со мной.

— Ты никуда не уйдёшь, — говорит он, заметив мой взгляд, и довольно ухмыляется. — Ты полностью в моей власти. Я мог бы превратить твою жизнь в кошмар, завести десять наложниц и пятнадцать бастардов. Но я люблю тебя. Потому прощаю и за вчерашний срыв планов, и за непослушание, и за сегодняшние бредовые разговоры.

— Благодарю, — отвечаю я с не читающимся в голосе сарказмом, быстро делаю реверанс и ухожу, едва не хлопнув дверью.

А я чуть было не начала его жалеть.

В смешанных чувствах иду в комнату Ингвара. Гувернантка уже разбудила сына, с одеванием он вполне успешно справился сам. Она как раз поправляла его одежду.

Видя меня, Ингвар радостно подскакивает и вырывается из рук гувернантки, чтобы обнять меня. Улыбаюсь, когда треплю светлые волосы. Ледяные драконы не привыкли показывать нежность, но вдали от дома я воспитала сына немного иначе, чем принято в Дахрааре, более открытым и общительным.

— Мама, я сам выбрал костюм! Тебе нравится?

— Так нарядно, — моих губ касается улыбка. — Мне кажется, эта одежда была рассчитана на особые случаи.

Пятилетнее чудо крутится перед зеркалом, придирчиво оглядывая одежду.

— Ну ладно, — заключает он. — Бабушка говорит, дракон всегда должен быть красив!

Он вскидывает на меня сияющие глаза, янтарные, как у отца. Сердце пронзает укол беспокойства. В любой момент в Ингваре может проснуться дракон. Если он будет огненным, мне никогда не вырваться отсюда. Но если он вдруг окажется ледяным, быть может, Эйван не захочет себе такого наследника?

— Мамочка, тебе грустно? — спрашивает сын, прижимаясь ко мне.

Такой тёплый… Нет, пусть ему и достались мои платиновые локоны, он не ледяной дракон. И нам нужно освободиться до того, как это станет очевидно всем.

Глава 3. Врачебная тайна

За завтраком я прячу напряжение и кошусь на Аделаиду, хоть и пытаюсь скрыть свои эмоции хотя бы от сына. Впрочем, ему одному здесь есть до меня дело. Но свекровь не сообщает о своей идее мужу, ровно как и не говорит, зачем именно хочет съездить со мной в город.

Пожалуй, впервые в жизни я ей благодарна.

После завтрака я отвожу Ингвара к учителю. Юный дракон должен знать этикет, географию и историю, уметь считать, а также писать, читать и говорить на нескольких языках. Ингвар ещё так мал, но у него уже целый штат учителей, которые нахвалиться не могут талантливым учеником.

Помимо этого, он должен фехтовать или владеть другим оружием и ездить верхом. Я знаю, что другие расы в ужасе от суровости драконьего воспитания, но я сама росла в таких условиях и могу с твёрдостью заявить, что без таких нагрузок энергичный юный дракон способен развалить дом и довести всю прислугу до седины всего за один день. Драконы устроены иначе, так что Ингвару совсем не повредит обилие занятий. Не зря он с такой радостью бросается к аллу Дайсону, учителю истории, и начинает со всей живостью расспрашивать его о битве на реке Колейна, о которой где-то услышал краем уха.

Уголки моих губ чуть приподнимаются в улыбке. Наверное, Ингвар — единственное, что ещё способно заставить меня улыбаться.

Закрываю дверь, оставляя сына с наставником, оборачиваюсь и вздрагиваю. Аделаида стоит прямо за моей спиной, широко улыбаясь. И как только подкралась так незаметно? Похоже, я совсем сдаю. В Дахрааре меня бы на смех подняли за такую невнимательность. Ледяной дракон никогда не подпускает врага со спины!

Конечно, Аделаида — не тот враг, от которого стоит ожидать кинжала в спину. Почтенная аллира никогда не держала в руках оружия. Она делает больно иначе.

— Доктор Дункан ждёт нас к полудню, — говорит она с широкой улыбкой. — Я уже велела подать экипаж.

Киваю, понимая, что свекровь не спустит с меня глаз. Она и доктору в горло вцепится, лишь бы тот скорее сообщил, как же поместить в меня нового дель Монрока.

— Собирайся, душечка!

— Эйван не интересовался, куда мы собрались? — спрашиваю сухо.

В самом деле, на месте мужа я бы удивилась, что его жена и мать вдруг стали настолько дружны, что решили вместе выехать в город.

— Он спит. Устал после бессонной ночи, мой мальчик!

Поджимаю губы. Конечно, он очень устал всю ночь развлекать мою сестру.

Лисса… Когда-то мы были так близки. Мы дали клятву ротхен-даар, как настоящие валькирии, заплетя тонкие прядки в косу, отрезав и обменявшись ими. Мы пообещали, что умрём друг за друга, если понадобится. Что ж, это никак не противоречило тому, чтобы соблазнить моего мужа. Если Эйвана вообще требовалось соблазнять — мне кажется, Лиссе едва ли пришлось прилагать усилия.

— Ни кисни, Вилле! Будущей мамочке не к лицу морщины на лбу! — кокетливо хихикает свекровь и покидает меня. Наконец.

Мне хочется побыть одной и подумать, но я снова чувствую всепоглощающую слабость, которая мешает соображать. Давно надо было съездить к врачу, но наши бесконечные скандалы с Эйваном заставляли меня забыть о здоровье. Усилием воли выпрямляю спину и иду переодеваться. Через пятнадцать минут мы с