Окружившие россиян воины вышли из ступора и напряглись. Кто-то узнал свой клинок, захлопал по пустым ножнам.

– Теперь приказ тебе, барон хренов, – обратился прапорщик к Ференанду. – Пусть твои хлопцы уйдут.

– Уходите, – прошипел заложник.

– Но, ваше благолепие, – пролепетал один из лучников, щуплый паренек с заряженным луком в дрожащих руках, – разве мы можем вас покинуть?

– Эй, Рэмбо недокормленный. – Палваныч обернулся к сомневающемуся. – Сейчас мы спокойно закончим спецоперацию, и если ты или еще какой Хейердал не дернетесь, то барона вернем. Солдат ребенка не обидит.

– Уходите, – повторил Косолаппен.

Воины неуверенно отступили и побрели в сторону поля.

Коля забросил за плечо оба мешка – свой и начальника.

– Значит, так, барон, – сказал прапорщик. – Мы сейчас тебя покинем, но не советую пытаться нас вернуть. Как ты понимаешь, черт способен в любое время снова очутиться с ножиком возле твоей драгоценной шеи. Рядовой Аршкопф! Удерживать заложника в течение получаса, а потом присоединиться к нам.

– Есть, товарищ прапорщик!

Дубовых зашагал в глубь рощи. Парень поспешил за ним.

Барон Косолаппен с Аршкопфом остались далеко позади.

Лавочкин глядел на начинающую желтеть листву березок. Неимоверно хотелось домой.

– Почему не фурычат твои фокусы? – спросил Палваныч.

– Стрела пробила в знамени отверстия, и оно утратило мощь.

– Совсем?

– Почти, товарищ прапорщик. Во всяком случае, в бою на него полагаться нельзя.

– Не уберег, салага! – Командир сплюнул. – Кстати, ты так и не отдал его мне…

– Простите, товарищ прапорщик, и не отдам, – сказал Коля. – Я еще не сдал Пост номер один. Пока не вернемся в часть, я отвечаю за знамя.

– Добро, – кивнул Дубовых.

Минут пятнадцать они топали молча, потом Палваныч спросил:

– Куда этот стратег показал? Где этот ихний Дриттен-кто-то-там?

– Дриттенкенихрайх, товарищ прапорщик, – ответил памятливый солдат. – На северо-востоке.

Коля махнул за спину.

– Ектыш! – воскликнул Дубовых. – Не туда движемся. Тогда нале…во!

Развернулись.

– Ну, рядовой Лавочкин, сейчас я проведу инструктаж номер раз. – Прапорщик плотоядно усмехнулся. – Ты, ядрена масленка, конечно, складно звонишь, мол, не виноват в самовольном оставлении расположения полка, пост не сдал… Да вот не верю я тебе. Мой многолетний стаж командирской работы не позволяет такую роскошную глупость. Я тебя верну, а в процессе еще и воспитаю в настоящего солдата. Ты, кстати, сколько отслужил?

– Восьмой месяц идет.

– По-вашему, по-неуставному, «соловей» получается… Не хватило тебе, салага, главного. Знаешь чего?

– Никак нет.

– Правильного мудрого командования, опирающегося на опыт и ум, вот чего! Именно благодаря мудрому командованию наша армия непобедима!

– А я думал, наша армия непобедима лишь потому, что она действует вопреки логике и здравому смыслу, – вырвалось у Коли.

– Вот именно! Как ты сказал?!

– Э… Действуя в соответствии с логикой и здравым смыслом, – невинно «повторил» солдат.

– Молодец! Не такой пропащий, каким выглядишь с первого медосмотра. – Палваныч по-отечески похлопал парня по плечу.

Лавочкину пришло в голову, что Дубовых иногда не грех невинно разыгрывать. «Начнем прямо сейчас!» – постановил Коля.

– Разрешите обратиться, – сказал он.

– Валяй.

– Товарищ прапорщик, есть проблема. Вас ведь никто за мной не посылал, верно?

Солдат понимал: командование полка отправило бы в погоню отнюдь не снабженца.

– Ну да, я проявил личную инициативу, – подтвердил Колины догадки Палваныч.

– Тогда с точки зрения комполка вы являетесь таким же самовольщиком, как и я…

Дубовых, не раздумывая, вцепился в горло Лавочкина.

– Ты кого, гнида, дезертиром назначил?!

Получилась комичная картина: коренастый злобный коротышка трясет за шею долговязого парня. Коля даже нагнулся.

– Я… Ни… чего… та… кого… не… говорил!.. – прохрипел он, мотая русой головой.

Чуть ослабив напор, прапорщик проорал в самое лицо жертвы:

– А что же ты, ерш сортирный, говорил?!

«Вот и поприкалывался…» – мысленно констатировал Коля, а вслух сказал:

– Товарищ прапорщик… Мы тут шарились двадцать два дня, да еще барон утверждает, мол, шестьдесят суток сидели у чертовой бабушки… Вы же, бросаясь за мной, никого не поставили в известность?

– Никого.

Пальцы Палваныча выпустили горло солдата.

– Значит, мы пропали оба. И у командования может сложиться впечатление, что мы оба самоволь…

– Стоп! – перебил Дубовых. – Расклад понял, не дебил.

Помолчали.

Прапорщик стоял, как громом пораженный. Простая вроде бы мысль, а почему-то не посетила его раньше. «Крах карьеры! – вопил в душе Палваныч. – Да что там карьеры, крах жизни! Вернуться и под трибунал?! Нет, фигу вам с маргарином… Тут особые обстоятельства. Неизведанное и неучтенное в Уставе. Спасение рядового и знамени. Выкручусь, выкручусь непременно».

Лавочкин робко продолжил задуманный розыгрыш, одновременно пытаясь взбодрить спутника:

– Товарищ прапорщик! Все не так плачевно. Знаете, недавно учредили комитет прапорщицких матерей. Для беглых прапорщиков, где им помогают решить их проблемы…

– Не дебил, но в этот раз не понял. – Палваныч сдвинул брови. – Ты меня шуткой достать решил? Тогда вернемся к инструктажу. Заруби себе на соплю, рядовой. Я человек прямой, словно циркуль. Мне твои смешуечки – будто слону Каштанка, или как там ее, моську эту. Ты, типа, умного из себя строишь, неоконченное высшее, то, се, но я из тебя эту дурь интеллегени… интеллигиги… интелегине… Короче, не умничай, молокосос! Приказы исполняй, правильно себя веди, и мы вернемся в полк. Если я буду доволен, то тебя даже не сильно накажут. Понял?

– Так точно, – пробубнил Коля.

Рядом материализовался черт, обнимающий барона Косолаппена.

– Товарищ прапорщик, задание выполнено. Полчаса подождал, а потом явился! – громко пропищал Аршкопф, заставляя людей непроизвольно морщиться и закрывать уши.

– А этого зачем припер? – страдальчески простонал Палваныч.

– Вы же сами велели удерживать заложника, а потом присоединиться к вам… – захлопал глазками черт.