Мысль человека, похоже, быстрее ее словесного выражения. Что значило это непреодолимое головокружение? Подо мной простиралось воображаемое, и я мог его воспринимать; значит, оно не было ирреальным, и не материальная пустота мучила меня в то послеполуденное время, когда я с грехом пополам спускался по склону пога Монсегюра. Я задаюсь вопросом, не промелькнуло ли передо мной на миг видение трагедии, которая произошла в этом месте в 1244 году, когда в пламени у подножия пога погибло двести пять совершенных. И за пределами этого жертвоприношения, дым от которого не развеялся, я думаю, также была громадная пустота, составляющая загадку катаров. Тайна всегда пугает. Но она влечет. Страдая от головокружения, испытываешь и некое наслаждение: погружение в бездны мрака столь же волнует, столь же возбуждает, как и взлет к пламени солнца. Это, несомненно, потому, что мрак и свет — две внешне противоположных стороны единой по существу реальности.

Был ли дуализм катаров ложным дуализмом?

Четыре года спустя я вернулся в Монсегюр. У меня не было ни малейших оснований не возвращаться и не карабкаться вверх. Но на этот раз, поднимаясь, я делал это медленно, осторожно, останавливаясь на каждой площадке, в любом особом месте, чтобы оглянуться и осмотреть только что пройденный путь — как он выглядит, расстояние, отделявшее меня от земли.

В замке ветра не было. И не было никого. Этим осенним утром солнце светило кротко, ласково, привычно. На севере струилась легкая дымка. На юге огромная масса Пиренеев таяла в очень пока еще бледном небе. Камень стен имел прежний цвет, а наверху, на платформе, я мог смотреть на горизонт и на гигантские ущелья, ничуть не опасаясь, что они меня поглотят. Пространство, простиравшееся подо мной, было моим. И деревня Монсегюр показывала мне свои красные крыши, словно приглашая к отдыху и спокойной мирной жизни, очень далекой от бурь и ураганов, сотрясающих мир. Я знал, что в этих горах есть мирная гавань, где я, как путник, мог бы найти приют.

Но я также понял, что, пускаясь в путь по неведомым тропам, всегда надо оглядываться назад: тщательно отмечая пройденный путь, извлечешь пользу из любого поиска, потому что в конечном счете главное — не таинственный объект, поблескивающий за туманной завесой, а сам поиск…

Чары Монсегюра, какой бы ни была сила их воздействия, вызваны двумя главными причинами: с одной стороны, крепость, носящая это имя, имеет крайне примечательное положение, с другой — здесь разыгралась историческая трагедия, отбрасывающая тень достаточно далеко, чтобы провоцировать самые бредовые выдумки. К этому, впрочем, следовало бы добавить особые мотивы всех, кто интересуется Монсегюром и катарами и кто, очень вероятно, ищет совсем не одно и то же.

Крепость Монсегюр стоит на поге (pog), то есть возвышенности (pech или puig) — считают, что это слово происходит от латинского podium (возвышенное место), но на самом деле его корни уходят значительно дальше, похоже, в докельтские эпохи, и их можно найти также во французском pic.

При этом крепость занимает не весь пог Монсегюр. Сам пог — это колоссальная глыба известняковых горных пород длиной около километра и шириной от трехсот до пятисот метров. Максимальная высота — 1218 метров. Эта скальная глыба отделена от массива Таб (который некоторые непременно желают называть Фавором — Thabor), массива, образованного Ольмскими горами, горами Ла-Фро (1925 м), пиками Сен-Бартелеми (2348 м) и Суларак (2368 м). С этой вершины панорама открывается во все стороны, и понятно, почему эта местность была заселена с самой глубокой древности: это даже не столько «надежная гора», сколько настоящий «прекрасный обзор», великолепный наблюдательный пост, благодаря которому можно было господствовать над всем краем.

Но высота была не единственным достоинством этого места. Его расположение, совершенно исключительное, делает пог настоящей природной крепостью, в которой замок был только одним из элементов. На самом деле эта глыба почти неприступна, кроме как с юга: там она имеет более пологий склон, соединенный с подстилающим пластом, который окружает вершину кольцом неправильной формы примерно в ста пятидесяти метрах ниже нее. В остальных местах отвесные стены высотой от шестидесяти до восьмидесяти метров образуют столь же надежные укрепления, какими были бы возведенные крепостные стены. К востоку от крепости, со стороны, где гора представляет собой наиболее впечатляющее зрелище, платформа вершины переходит в очень узкий гребень, шириной всего несколько метров, который не было нужды укреплять, потому что природа защитила его грозными отвесными скалами высотой метров по сто. На оконечности этого гребня и находился передовой пост обороны Монсегюра, знаменитый барбакан, который во время осады 1244 года был захвачен посреди ночи — причем не обошлось без страшных потерь — баскскими наемниками на службе инквизиции. Из этого-то барбакана они и обстреливали из камнемета стены и внутреннюю территорию замка, отчего вскорости гарнизон сдался и произошла известная трагедия.

Лучше всего помнят именно катарскую историю. Однако тем самым забывают, что первоначально это место не имело никакого отношения к еретикам и что катарский Монсегюр просуществовал всего лет сорок. Раскопки, регулярно проводившиеся на поге с начала века, а особенно с 1956 года, показали, что это место было обитаемым в самые разные эпохи. Прежде всего надо развеять общее заблуждение: те развалины, какие можно видеть сейчас, остались не от того замка, который был осажден инквизиторами, — по крайней мере, некоторые. На самом деле после осады 1244 года крепость занимал королевский гарнизон, и в конце XIII века ее переоборудовали, как все так называемые катарские замки этих краев. Они представляли собой те стратегически важные пункты на ненадежных территориях и близ каталонской границы, которые немыслимо было бы не использовать, даже если придется их перестроить, чтобы они стали еще крепче.

Далее надо сказать, что общий план крепости датируется самым началом XIII века, и это бесспорно, даже если в нем можно заметить некоторые аномалии, дающие повод для различных спекуляций. Но определить, как выглядело здание до 1200 года, абсолютно невозможно. И в этой связи у нас есть небезынтересная информация: в XII веке Монсегюр не входил в список крепостей фьефа Мирпуа, который в то время зависел от графа де Фуа. Это доказывает, что до водворения здесь катаров в 1206 году на поге Монсегюр были разве что развалины.

Ведь населена эта местность была с очень давних времен. Раскопки позволили обнаружить к северу от крепости, но на той же платформе, развалины настоящей деревни. Но так как места было мало, освоение территории происходило вертикально: разные культуры возводили свои постройки над прежними строениями. А поскольку средневековая застройка значительно преобладала над прочими, точно определить, что относится к той или иной эпохе, нелегко.

Тем не менее найдены доисторические предметы, точнее, эпохи неолита: режущий наконечник стрелы типа позднего Шассе (от 3000 до 2000 гг. до н. э.), а также маленькие ножи, отбойник и колющий наконечник стрелы халколитического типа (от 2000 до 1800 гг. до н. э.). Во всяком случае, доисторические племена часто бывали в районе Монсегюра. Большое число культурных следов найдено, в частности, в пещерах Лас-Мортс, Ле-Тютей или на отроге Моранси, не говоря уже о группе пещер в высокогорной долине Арьежа, в окрестностях Юсса-ле-Бен, очень популярной местности благодаря источникам горячей воды, важном центре заселения. Что касается бронзового века и кельтского железного века, они также дают о себе знать остатками жилищ или погребений, довольно многочисленными поблизости.