Согласно статье, преподобный Уоткинс вернулся в Уэльс в 1938 году, где женился на Нерис Эвелин Робертс, рожденной в 1909 году. В 1939 году Уоткинс с супругой отбыл на борту парохода «Надежда» из Ливерпуля в Бомбей. Вот эту картину было легко представить. Меир видела, как над Суэцким каналом садится солнце, слышала звуки оркестра, играющего в танцзале для пассажиров второго класса. Наверное, священник мало интересовался танцами, но любопытно, разделяла ли его взгляды юная миссис Уоткинс? Может, она сидела в плетеном кресле, пила свой лимонад и наблюдала за танцующими парами с легкой грустью во взгляде. Вскоре преподобному Эвану и миссис Уоткинс поручили заботу о новой миссии в Лехе и сделали ответственными за всю работу в Ладакхе. Биограф также отметил, что семь месяце в году этот регион отрезан от остального мира и что здесь почти не используют электричество.

Меир смотрела на фантастический пейзаж, открывавшийся за окном автобуса. Серо-фиолетовые горы вгрызались в темно-синее небо. Насыпная дорога зигзагами уходила к далекому перевалу, затерявшемуся между горными пиками. По дороге неслись грузовики с ярко разукрашенными, как ярмарочные фургоны, кузовами. Маленькие фигуры священника и его жены по-прежнему не вписывались в этот пейзаж. Дальше в статье не было ничего интересного. После войны плохое здоровье заставило священника вернуться в Уэльс. Эван Уоткинс сохранил интерес к миссионерской работе, но его здоровье так и не восстановилось после сурового климата Индии, и в 1960 году он умер, оставив безутешными вдову и дочь. Этой дочерью и была мать Меир, Гвэн Эллис, в девичестве Уоткинс.

Гвэн умерла внезапно от кровоизлияния в мозг, когда Меир была еще подростком. Меир очень сожалела об этом, поскольку сейчас у нее не было никакой возможности узнать у мамы о жизни бабушки и дедушки в Индии.

Автобус остановился у придорожного киоска, где продавали чай и сладости. Подростки тут же выскочили наружу, едва не сбив с ног пожилую пару из Дании. Меир тоже решила размять затекшие ноги.

— Вы откуда? — спросила датчанка, когда они, купив по стаканчику сладкого чая из термоса торговца, вернулись в автобус.

В этот момент мимо них проехала колонна военных грузовиков. Пограничники. Молодые солдаты с любопытством смотрели на туристов. Вместо того чтобы ответить привычное «Англия», Меир неожиданно для себя выдала:

— Северный Уэльс.

На самом деле сейчас она жила в сонном городишке на южном побережье, рядом были Хэтти, друзья и последнее место работы. Город, в котором она выросла, облюбовали бизнесмены из Манчестера. С этим городом ее мало что связывало, кроме брата, сестры и воспоминаний. Но детство, жизнь в долине крепко засели в ее голове. Она скучала по дому и жалела, что больше никогда не сможет туда вернуться. Меир подумала, что бабушке и дедушке было очень нелегко в чужой стране.

— А вы откуда? — поинтересовалась она.

— Копенгаген. В отпуске?

— Да. Путешествую. — Меир положила рюкзак на колени.

— Дороги здесь ужасны. Моего мужа постоянно тошнит, — вздохнула женщина.

Кому-то в автобусе стало плохо. Мальчишки нашли это очень смешным.

Автобус преодолел еще один высокий перевал, и перед пассажирами открылся вид на широкую долину. Целью путешествия было большое плато, расположенное к северу от горных хребтов. Географически это была часть Тибетского нагорья, но административно территория принадлежала Индии. Чангтанг населяли кочевники, пришедшие сюда с востока Ладакха. Они занимались выпасом коз и изготовлением изделий из шерсти. Сражаясь с холодом высокогорья, животные оделись в «броню» самого теплого и легкого меха. В поисках скудного корма кочевники весь год двигаются за своими стадами. Козы едят чистую пищу, пьют незагрязненную отходами жизнедеятельности человека воду, поэтому их шерсть тоже очень чистая. Меир читала, что здесь получают лучший в мире пашм — подшерсток горных коз, из которого делают кашемир. Она была уверена в том, что ее драгоценная и загадочная шаль появилась на свет именно на этом плато.

Когда она наконец добралась до своей палатки в туристическом лагере, то первым делом открыла рюкзак и еще раз осмотрела шаль в свете небольшой лампы. Мягкие волны ткани все еще распространяли слабый аромат специй. Теперь Меир знала, что это аромат самой Индии. Главным элементом узора был веер из павлиньих перьев, его окружала узорчатая рамка, пространство между нею и веером было заполнено прекрасным мотивом из турецких «огурцов», а снаружи рамки и до самых краев шаль была вышита великолепным цветочным узором. Некоторые элементы — крохотные цветы — были вышиты так, что это создавало эффект парчовой ткани. Шаль действительно была прекрасна, но время оставило на ней свой след: местами нити тканного узора были выдернуты, виднелись некрасивые зацепки и заломы. Шаль десять лет пролежала в сложенном виде, и вышивка на местах сгибов очень пострадала. К тому же один угол шали был испачкан чернилами, другой — чем-то желтым. Меир разложила шаль на коленях, кончики пальцев блуждали по замысловатым линиям узора. В этот момент ей казалось, что перед ней развернута карта с загадочными письменами.

Рано утром, едва рассвело, местный гид поднял всю компанию из постелей и повел вверх по горной тропе, едва различимой, поскольку она петляла между огромными серыми валунами. Вскоре дошли до берега озера. Водная гладь была покрыта коркой льда, земля — припорошена снегом. На краю озера стояло несколько одноэтажных домов, даже не домов — хижин, приютившихся под высокими тополями. Длинношерстные яки неторопливо шагали между скалами. Приближалась зима, и кочевники чангпа спешили увести свои стада с отдаленных пастбищ высоко в горах. Внизу, возле озера, уже были готовы низкие каменные заборчики и навесы из войлока. Зимой они будут защищать погонщиков и скот от лютых морозов и ветров. Из вентиляционных отверстий в крышах хижин валил густой дым. Женщина несла полные ведра воды из ручья.

Козы воняли. Другого слова и не подберешь. Стойбище кочевников «благоухало» керосином, навозом и дымом, но все эти запахи перебивала жуткая вонь коз.

Для туристов приготовили шоу. Трое погонщиков в грубых войлочных одеяниях и сапогах из кожи яка вывели несколько коз на огороженную каменной стенкой площадку. Меир натянула шапку на уши — ветер стал холоднее. Ей казалось, что она слышит, как, разрастаясь, трещит лед на озере. Знаменитые кашмирские козы оказались лохматыми существами с длинной бело-коричневой шерстью и изогнутыми рогами. Они с тревогой смотрели на людей своими черными миндалевидными глазами. Коз стреножили и уложили на бок. Мужчины достали деревянные приспособления, напоминающие щетки для волос — небольшие дощечки с рядами металлических крючков, — и приступили к работе. Они синхронными и сильными движениями вычесывали пух с горла и груди коз. Пуха удавалось добыть совсем немного, к клочкам липла грязь, навоз и трава. Козы начали вырываться, мужчины запели низкими гортанными голосами.

— Эта песня обращена к козам. Они уговаривают их отдать немного пашма в обмен на сладкую траву, которую они съели, и чистую воду, которую они выпили, — объяснил гид.

Женщины собирали пух в большие полиэтиленовые пакеты. Они внимательно следили за тем, чтобы ни одна ворсинка не пропала даром.