Под страхом смерти она никому не призналась бы, до чего ее ошеломил тот полный желания поцелуй.

Ее первый самый настоящий поцелуй. Не считая детсадовского с Гришкой.

Но, увы, он предназначался другой. Глафиру в темноте подъезда, где бомжи опять выкрутили лампочку, просто перепутали с Кислициной из параллельного класса. В школе все знали, что красавица Сонька и капитан баскетбольной команды Мельников — пара, а тут она, Глаф-ф-фира…

Боже, как она ненавидела свое старомодное имя! Да, впрочем, и всю себя.

Из-за большого рта и толстых, вечно красных губ, с первого класса к ней приклеилась кличка «Рыба». До поцелуя с Мельниковым Глафира мало задумывалась о том, насколько она как девушка привлекательна. Но его внезапное «Черт! Рыба, это ты что ли? Черт! Черт!», заставило долго стоять у зеркала и придирчиво рассматривать свое отражение. Серые, почти бесцветные глаза, опушенные светлыми ресницами, курносый нос и эти мерзкие веснушки, что рассыпались не только по щекам, но и «украсили» собой плечи. Единственная гордость — длинные густые волосы, которые Глафира собирала в высокий хвост.

«Но у Кислициной волосы не хуже, да и оттенок пшеничного намного ярче, — взгляд придирчиво скользил в поисках хоть чего-то, что могло бы заставить Глеба посмотреть на Глашу такими же глазами, какими он смотрел на Софию. — Что уж говорить? Рыба есть Рыба».

Дрожащие пальцы дотронулись до припухших от долгого поцелуя губ.

«Словно своровала».

Слезы, покатившиеся без спроса, сделали глаза бирюзовыми. На фоне красных век радужка всегда становилась невероятно яркой.

Ночью Глафира ворочалась, сбивая простыни в жгут.

«А вдруг Мельников всем расскажет? Или Кислицына, которая задержалась на улице с соседкой, отчего и произошла путаница, узнает о поцелуе? Может не идти в школу? Маме сказать, что заболела? Но на первом уроке контрольная по алгебре…»

В класс Глафира пришла раньше всех. Достала тетрадь, ручку и, боясь поднять глаза, уткнулась в учебник, создавая стену между собой и всем остальным миром.

Вот тогда-то и раздалось первое «Глаша!»

От неожиданности обернулась и прочла по глебовским губам «прости».

Растерянно поморгала и опять спряталась за книгу.

Пальцы занемели от ледяной воды.

«Из-за него даже не проверила контрольную».

Выключила кран, поднялась в полный рост, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и застыла от удивления. За спиной стоял Мельников.

— Чего тебе? — резко развернулась и оказалась так близко, что почувствовала запах его дезодоранта. «Боже, я едва достаю ему до плеча».

Аккуратная белая пуговка на вороте голубой рубашки завораживала взгляд.

Глеб сглотнул, но ничего не произнес.

Глафира подняла глаза.

«Прости», — опять беззвучно прошептал Мельников и наклонился. Жадный поцелуй и удар спиной о кафельную стену вышибли дыхание. Ошеломленная Глафира попыталась оттолкнуть Глеба, но ее руки были перехвачены и впечатаны над головой в ту же стену. Крепкое бедро юноши вдавилось в мягкое тело и заставило развести ноги.

Как можно было не услышать звонок?

Насколько сильно нужно было потерять голову, чтобы ответить на поцелуй?

Глафира плыла в космосе, плавясь от жара пролетающих мимо звезд.

— Опаньки!

Возглас был сродни взрыву. Глеба оторвало от распластанной по стене Глафиры и вынесло из туалетной комнаты. Глаша едва держалась на трясущихся ногах и ловила ртом воздух.

Перед ней стояли две ближайшие Сонькины подруги, а за их спинами хихикающие малолетки зажимали ладошками рты.

«Я не рыба. Я клоун. Цирк уехал, а дураков оставили…»

— Это кто у нас тут с чужим парнем замутил? Рыбонька, ты ли это?

— Боже! До чего мир докатился! Ботаны в туалете отдаются!

Глафира не помнила, как покинула школу и оказалась дома. Уткнувшись лицом в подушку, пролежала в кровати до самого вечера.

— Почему с собакой не погуляла? — высокий голос мамы заставил зажать уши руками. Приоткрытая дверь разрезала темноту яркой полосой света. — Муха у порога сидит.

Зеркало в коридоре показало распухший нос и зареванные глаза.

Йоркширский терьер, цокая коготками по паркету, плясал в нетерпении.

— И хлеба купи! — донеслось из кухни.

Глафира шмыгнула носом и перешагнула порог.

В подъезде пахло дождем.

— Черт, зонтик забыла…

— И сумку в школе. — На лестнице, подперев стену плечом, стоял Глеб и, прищурившись, рассматривал Глафиру. На перилах лежал ее портфель с учебниками. Она так и не вернулась в класс.

Под изучающим взглядом девушке стало не по себе. Вспомнилось, что на ней папина старая куртка, а на ногах разношенные кроссовки.

«Да что за фигня? Какое мне дело до Глеба? Пусть думает, что хочет».

— Принес? — Глафира потянулась за сумкой. — А теперь уходи.

Глеб перехватил руку.

— Подожди. Не сердись. — Капли дождя алмазами сверкали в его темных волосах. Еще вчера сосед, матеря на все лады алкашей, вкрутил новую лампочку. — Мне нужно объяснить. Вернее, я хотел бы… Сам не знаю, почему меня так тянет к тебе…

Подыскивая слова, он провел ладонью по лбу, взъерошил волосы.

— Черт. Наверное, все дело в твоих губах…

Глафира потянула руку. Холодные пальцы одноклассника ослабили захват, но не выпустили.

— Это какое-то наваждение. Попробовав однажды, я не могу забыть вкус…

— Отпусти! — Глафира рывком высвободилась из плена. — Ты ошибся квартирой. Тебе на пятый этаж. Там живет Кислицина, — и, подхватив портфель, хлопнула дверью.

Сев в коридоре на пол, потрепала по холке обманутую в ожиданиях собачку.

— Прости, Муха. Прогулка откладывается. Пусть сначала он уйдет.

Собака, слушая хозяйку, повернула голову набок.

— Кто «он»? Он чужой парень. А мы, Муха, не привыкли брать чужое. Правда?

Рыжий песик тявкнул и активно завилял хвостом.

— Гладя, ты чего копаешься? — мама выглянула из кухни, где что-то жарилось, громко шипя и брызгаясь. — Скоро ужинать, а хлеба нет.

— Зонт забыла.

Гладей ее еще в младенчестве назвал папа. «Какая она Глаша? Она Гладя. Смотри, как в струнку тянет ручки и ножки, когда ее гладишь по животику».

Муха, одетая в яркий комбинезон, приседала почти под каждым кустом, пользуясь тем, что мысли хозяйки далеко.

По зонту стучал дождь, заглушая все остальные звуки. Красный купол отгораживал Глафиру от мира, где шины шуршали по шоссе, а неуклюжие пешеходы бежали по лужам, стремясь как можно скорее оказаться в тепле.