ловкое тело вперед и впиться зубами уже во вторую человеческую глотку за последнюю минуту.

— Ах ты тварь!

Щелкнула перезарядка.

Воспользовавшись смертью своего товарища, мужчина отступил в угол и снова прицелился. С криком боли и отчаяния внезапной утраты он направил на кошку дуло ружья и нажал на спусковой крючок.

Зверь мучительно взвыл. От выстрела в бедро задняя часть его тела дернулась назад будто от удара.

— Сука! — снова закричал мужчина.

Щелк – выстрел.

Голова большой кошки взорвалась фонтаном кровавых осколков. Половина черепа разметалась по стенке позади, и покрытый густым серым мехом зверь тут же с глухим стуком рухнул на пол подобно марионетке с оборванными внезапно нитями.

Дрожащими пальцами передернув затвор, мужчина, судорожно выдохнув, смахнул со лба пот рукавом и повернулся – чтобы встретиться лицом к лицу с дулом другого ружья.

Я выстрелил.

События мелькали передо мной одна за другой, и поток их не собирался останавливаться. Краем уха я услышал грохот на первых этажах, и снова завыли собаки.

Отбросив в сторону ружье мертвой женщины, я выхватил из еще теплых рук мужчины потертую винтовку и торопливо прошелся по его карманам, выудив горку заостренных патронов и один полный сменный магазин. Об использовании этих машин смерти я знал лишь поверхностно, однако сейчас необходимо было пользоваться любой возможностью.

Закинув винтовку на плечо, я бросил короткий взгляд на мохнатое тело, валяющееся на трупе низенького парнишки, конечности которого еще судорожно дергались, но взгляд уже подернулся непроницаемой дымкой, обрывая всякую связь с миром живых.

Сердце в груди судорожно сжалось. Это чувство было мне незнакомо. Я не раз слышал о нем, и все же испытывал впервые. К горлу подступал едкий ком, а глаза сами собой увлажнились. В отличие от физической боли, сейчас я испытывал нечто совершенно другое, и подумал, что уж лучше бы в меня еще раз выстрелили, лишь бы заглушить эту странную, отвратительную, мерзкую эмоцию, от которой становилось плохо.

Топот десятка сапог вырвал меня из размышлений, и я, переступая через трупы, побежал дальше по лестнице, сколько оставалось сил.

Сплошь покрытый кровью, я тяжело дышал, но продолжал двигаться, шаг за шагом поднимаясь выше. Собаки наверняка учуют мой запах, и скрыться от них при сложившихся обстоятельствах было банальное невозможно.

Жизнь – суровая штука. За свои пару десятков лет я читал книги лишь несколько раз. Сначала мне в руки попала какая-то здоровая махина, и я провел часы, пытаясь разглядеть в веренице символов знакомые, чтобы затем путем проб и ошибок складывать их в слова, а те – в предложения. Затем нашел в затушенном костре обугленный томик картинок с небольшими белыми вставками для диалогов, и хоть по сюжету там происходила какая-то ахинея, этот томик помог мне лучше овладеть чтением и письмом, когда я сверял строки текста с происходящим на картинках. Последний же раз – древняя мифология, сборник историй про разных людей, которые преодолевали смертельные опасности и становились героями.

Что ж, я явно не входил в их число. Реальность жестока, и все же с ней ничего не сделать. Если что-то невозможно, то это невозможно, и никакой внезапно вылезший откуда-то бог или удачный случай не поможет тебе выправить положение, избежав верной гибели.

Я продолжал бежать. Тело уже не чувствовалось, однако каким-то чудом я продолжал двигаться, шатаясь из стороны в сторону и цепляясь скрюченными пальцами за перила.

— Все… Это все…

Внезапно опора ушла из-под ног. Завалившись набок, я прополз еще несколько ступеней вверх и остановился под табличкой с цифрой «9».

Ах нет, это, скорее всего, шесть. Просто смотрю под другим углом…

Кашель судорогами сковал грудную клетку. От сокращений мышц кровь хлынула как из открытой раны на груди, так и из глотки. Сгустки ее, скопившись, перекрыли горло, и меня тут же стошнило.

— Ох… Ох, как плохо…

Опершись плечом на стену, я на секунду прикрыл глаза и прислушался, стараясь не замечать стоящий в ушах звон.

Яростный топот сапог, лапы, шуршащие по бетону, и оголтелый лай озлобленных псов. Они неотрывно следовали за мной, не давая ни секунды передышки. Они загоняли меня, словно я обычное животное, на которое они могли охотиться, и подвели меня к самому краю, за которым – пустота.

Некуда отступать. Нет сил сопротивляться.

Сплюнув, я начал подниматься.

Первая попытка не увенчалась успехом. Соскользнув, я грохнулся обратно. Но я не сдался и заставил свое полностью отнявшееся тело, уже не чувствовавшее ничего, взгромоздиться на трясущиеся будто в горячке ноги.

Я развернулся, побрел вперед, опираясь на отнятую винтовку.

Закрытые двери вереницей строились вдоль коридора с двух сторон. Обветшалые, с облезшей краской, во тьме они молчаливо стояли, такие же недвижимые, как в дни, когда мир сошел с ума, и все пошло к чертям.

Может, порой не обладать сознанием – не так уж плохо?

Схватившись за круглую ручку, я повернул ее в сторону и толкнул первую попавшуюся дверь, до которой смог доковылять, и та послушно со скрипом отворилась.

Я ввалился внутрь, снова упал. Головой ударился о что-то твердое, и, видимо, на пару секунд отрубился, так как очнулся уже распластавшимся на полу.

— Терпи! — попытался подбодрить себя я, но с губ сорвалось что-то скомканное и невразумительное.

Пинком ноги я захлопнул за собой дверь, уцепился рукой за стоявший рядом табурет и подтянул себя вперед, едва взгромоздившись в положение сидя.

Винтовка в моих пальцах тряслась в такт руке.

Тратить время на отдых было нельзя, и я снова поднялся, упершись спиной в стену и выпрямив из последних сил ноги.

Я протянул пальцы к дверной ручке и повернул защелку, после чего проковылял в другую комнату, снова закрыл за собой дверь и уставился на небольшой деревяный шкаф, стоявший рядом с кроватью.

— …

Отбросив оружие, я подошел ближе, навалился всем весом на стенку шкафа и напряг все мускулы до последнего, пытаясь опрокинуть его на дверь.

Вышло не с первого раза. Находиться в вертикальном положении удавалось с трудом, и я едва не упал, пока наконец у меня не получилось сдвинуть его чуть выше, а там свое взяла гравитация.

С грохотом шкаф приземлился на пол. Он развалился, лишившись слетевшей с петель дверцы и куска задней стенки, однако его веса все равно хватало, чтобы удержать преследователей хотя бы на десяток лишних секунд. Внутренности его, ворох какого-то барахла и тряпок, разметались по полу.

Еще раз выблевав остатки внутренностей, я бессильно упал.

Хотелось закрыть глаза и заснуть. Неимоверно хотелось.