— Я тоже рад, — признался Сергей, и это было правдой.

Вика ушла, все угомонились, а Сергей, не раздеваясь, прилег на диван и все думал — может, Судьба так устроила? Если Саша приедет в Питер, то и концов не отыщет.

Кэтрин

Сергей проснулся от странного ощущения — кто-то настойчиво пытался нарушить дистанцию и проникнуть в его личное пространство. Вернее, он еще во сне это почувствовал, а когда открыл глаза — встретил пристальный взгляд Кэтрин. Она сидела на диване — подобрав ноги, легко прислоняясь к Сергею.

Глаза у Кэтрин были светлые, водянисто-голубые, как весенний лед, а волосы почти белые, даже блондинкой не назовешь, лунного цвета, длинные, собраны в хвост на затылке. Сергей таких никогда не видел. И бледная кожа. Без косметики на лице резко выделялись губы, как два живых розовых лепестка на снегу.

— Привет, ты так и спал тут всю ночь? — спросила она.

— Да… А ты чего? — Сергей тер со сна глаза и пытался пригладить волосы. — Так рано встала, — прибавил он, чтобы вопрос не показался грубым. И как это они уже на «ты»?

— Я мало сплю, позавтракала уже. Что решил?

Сергей приподнялся, на границе сна и бодрствования он не совсем понимал, о чем спрашивает Кэтрин.

— Вы… ты о чем?

— Поедешь с нами? И мы давай на «ты» будем, после вчерашнего смешно выкать.

— А что вчера было? — Сергей не мог встать, потому, что Кэтрин прислонялась к нему, в этом не было ничего чувственного, как будто его живот — это спинка дивана. — Можно я тебя… подвину? — Он взял ее за талию, как в партерной поддержке, и пересадил правее. Теперь появилась возможность сесть с ней рядом. — Так что вчера? — повторил Сергей.

— Ты сам разве не понял? Мы танцевали.

— Ну да, танцевали…

— У меня такое в первый раз.

— Какое?

— Не знаю, как сказать, — она неопределенно повела перед собой руками, показала «танцевать» жестом пантомимы.

— Мне кажется, я понял. А ты хорошо говоришь по-русски.

— Это мой родной язык, до шести лет я в России жила. И с Викой мы только по-русски говорим. Она скучает.

— А ты?

— А я — нет, мне все равно где.

— Понятно.

Сергей не знал, зачем она пришла, почему так смотрит. Разговор не клеился. Кэтрин оказалась совсем не такой, как он подумал вчера, да вообще не понятно какой, но точно не тихоня.

— Я хочу танцевать с тобой, — заявила она, — Вика много рассказывала о тебе.

Сергей встал, пошел к бару, взял бутылку минеральной воды, на диван не вернулся, ему не нравилось, как Кэтрин разрушает привычную и удобную для него отстраненность с окружающими.

— Что же Виктория Андреевна такого рассказывала?

— Что партнер сильный, не уронишь и вообще… Я не знала, что так бывает, и не верила ей до вчерашнего дня. В школе мальчишки плюгавые, не понимают ничего. Я танцую, а они не понимают! Гомики паршивые!

Сергей поперхнулся минералкой и закашлял.

— А расскажи мне про Викину школу, — прокашлявшись, попросил он. Разговор неожиданно принял странный оборот, и Сергею хотелось сменить тему.

— Я там с шести лет, Вика меня забрала из обезьянника и стала учить балету. Мама ни за что бы не позволила, она ненавидела театр, любой.

— Почему?

— Потому что папа актером был, — Кэтрин засмеялась. — А ты удивляешься, наверно, думал, я не такая?

— Если честно — да, — признался Сергей. — Еще я думал, ты либо не понимаешь по-русски, либо немая.

— Немая? — Кэтрин спустила ноги с дивана, села на полу на шпагат, наклонилась вперед, вытянула руки, легла грудью на колено. — Как же, немая. Очень даже разговорчивая была, только били больно. Меня воспитатель и научила молчать, чтобы не прикапывались. — Она продолжала разминаться, повернулась en face и снова корпусом вперед. — Я ее все спрашивала: «почему, почему», а она мне: «Родина других вариантов не предлагает». До-о-олго до меня доходило, но дошло. Теперь молчу. И все думают, я наивная дура, как Жизель.

— Разве она дура? — Сергей залюбовался на икры и круто изогнутый подъем Кэтрин, потому спросил мимоходом, без особого интереса. Но ответ Кэтрин поразил его.

— Конечно дура! Полюбила с первого взгляда. Вот потому у меня первый акт не выходит.

— Он же легче!

Кэтрин выпрямилась, протянула Сергею руку, он подошел, машинально поднял ее из шпагата в первый арабеск. Непреодолимое желание танцевать с ней затягивало его и поглощало остальные мысли.

— Нет, для меня труднее. — Кэтрин опустила ногу и снова села на диван. — Я не понимаю ее, не верю Альберту.

— А второй акт?

— Там другое! Сядь, я расскажу, — она хлопнула ладонью по кожаной обивке. Сергей сел рядом с ней. — Второй акт… Жизель — она уже не человек, не живая, там одно страдание и любовь к верхнему миру, куда хода ей нет. Колокол пробьет — и обратно под землю, в могилу. Во втором акте, там главное танец, ничего нет больше, с самого того страшного места, когда Мирта приказывает танцевать и Жизель срывается, как сухой лист на ветру. Мертвая невеста. Она ведь Альберта хочет для себя одной, этот отчаянный бег, когда закрывает его — никакая не защита, она Мирте говорит: «Он мой!» — Сергей слушал молча, удивленный странной трактовкой и горячностью речи Кэтрин. — И, знаешь, я все думаю, она сделает по-своему в другую ночь, ведь он к ней станет приходить и приходить — до тех пор, пока не останется навсегда. Она его за собой утащит. Я про это даже Вике не говорю, она не поймет, заругает.

— А мне зачем говоришь?

— Ты — Альберт.

Сергею стало не по себе от ее откровений, уж лучше бы молчала. Он попробовал отшутиться.

— Слышал бы тебя Петипа.

— Он бы согласился, он так и поставил. Жизель — виллиса, они жестокие и злые, и нет у них никакой любви, только танец. — Кэтрин говорила с глубоким убеждением. — Будем репетировать, я тебе все покажу, ты поймешь. Ты и вчера уже понял.

— Что я понял?

— Что она его только для себя хочет и привязывает танцем. Он без этого не сможет… А с первым актом не знаю, что делать. Не выходит, одна техника, а там играть надо. Правда, мне не особенно с кем было пробовать.

— Второй акт с кем учила?

— Вика звала к нам из Королевского балета то одного, то другого. У нас своих партнеров нет, в школе только девочки. В старших классах на дуэтном танце партнеры приходящие. А ты класс возьмешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— О чем ты?