Я пытаюсь вспомнить прошедшие выходные, но, честно говоря, не могу вспомнить, нормально ли я ела с пятницы.

— Я…я не уверена, — наконец заикаюсь я.

Это, кажется, действительно бесит его еще больше.

— Какого хрена, Мэллори? Ты пытаешься уморить себя голодом до смерти?

— Это не твое дело.

Я пытаюсь вырваться из его объятий, но мне удается только заставить его крепче обнять меня, притягивая к своей широкой, твердой груди.

Он хорошо пахнет. Почему он всегда так хорошо пахнет?

— Прекрати, блядь, сопротивляться, Эллис. — Он наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо: — Я люблю, чтобы мои вещи были в рабочем состоянии. Если ты не позаботишься о себе, я буду насильно кормить тебя с моих рук. Это то, чего ты хочешь?

Я сглатываю от угрозы и жара, который он вызывает глубоко в моем животе. Откинувшись назад, Сэйнт смотрит на меня сверху вниз, а затем делает долгий выдох, обдающий мое лицо мятным ароматом.

— Пойдем со мной, — ворчит он, беря меня за руку и поворачиваясь, чтобы идти обратно по коридору. Я ничего не могу сделать, кроме как последовать за ним.

Он выводит меня из задней части учебного корпуса, и мы идем через кампус к его общежитию. Он не говорит мне ни слова, пока мы поднимаемся на лифте на его этаж, и не предлагает объяснений своим действиям, когда мы добираемся до его комнаты, и он практически заталкивает меня внутрь.

— Сядь, — приказывает он, указывая на свою кровать.

У меня в голове каша, и я не могу придумать остроумного ответа, поэтому я следую его указаниям и волочу ноги по комнате. Я опускаюсь на матрас и смотрю, как он роется в своем холодильнике. Он достает что-то завернутое в коричневую бумагу и блестящее красное яблоко. Выпрямившись, он направляется ко мне и сует мне в руки оба предмета.

— Ешь.

Я пристально смотрю на него.

— Я не гребаный ребенок, — шиплю я. — Мне не нужно, чтобы ты мной командовал.

Он выгибает бровь.

— Очевидно, что ты являешься ребёнком, если позволяешь себе впадать в такое состояние. Ты бы предпочла упасть в обморок во дворе, широко распахнутой и уязвимой, чтобы Лорел и ее приспешники нарисовали тебе члены на лице перманентными маркерами?

Я чуть не разразилась смехом над нелепым сценарием. Лорел не стала бы рисовать члены на моем лице. Это было бы слишком обычной шуткой для нее.

Мне удается не рассмеяться, но я не могу сдержать улыбку. Сэйнт закатывает глаза в ответ, а затем наклоняется, кладя руки по обе стороны от моих бедер, так что мы смотрим друг другу в глаза.

— Ешь, Эллис, — приказывает он тихим голосом. — Прежде чем я прижму тебя и накормлю чем-нибудь более мясным.

У меня перехватывает дыхание, щеки горят, и я не знаю, потому ли это, что я так устала и плохо соображаю, но меня так и подмывает принять его второе предложение.

Я мысленно встряхиваю себя, прогоняя эту мысль прочь.

— Спасибо, но я буду придерживаться еды.

Ухмыляясь, он встает и, скрестив руки на груди, прислоняется к столу. Когда его пристальный взгляд прикован ко мне, я знаю, что у меня нет возможности выбросить еду, которую он мне дал. Поэтому, несмотря на то, что у меня внутри все переворачивается от такой перспективы, я беру листок бумаги и разворачиваю его. Это сэндвич с куриным салатом, и он действительно пахнет… очень вкусно.

В животе снова булькает, но это от голода.

Я поднимаю на него взгляд, прежде чем откусить от бутерброда. Салат с курицей сливочный, как в моей любимой закусочной в Джорджии. Мои глаза закрываются, и невольный стон срывается с моих губ, когда я смакую восхитительный бутерброд.

Снова открыв глаза, я встречаюсь взглядом с Сэйнтом. Его взгляд темный и горячий, и мое сердце начинает бешено колотиться, потому что я так ясно читаю его желания.

— Почему ты ничего не ела? — спрашивает он, когда я заканчиваю кусать бутерброд.

Я пожимаю плечами и откусываю еще кусочек, чтобы не отвечать сразу.

— Мэллори.

В его тоне есть предупреждение, которое невозможно игнорировать.

Я сглатываю и тяжело вздыхаю.

— У меня не было аппетита.

— Тебе нужно лучше заботиться о себе, — предостерегает он. Я чувствую себя так, словно меня ругает сердитый учитель или родитель, что действительно чертовски странно, учитывая все, что мы с Сэйнтом делали вместе.

Я закатываю глаза, ненавидя то, как высокомерно он ведет себя со мной.

— Я в порядке, — настаиваю я. — Ты можешь просто отступить, хорошо? Я могу о себе позаботиться.

— Ясно. Ничто не говорит о самодостаточности больше, чем небольшое убийство, хаос и голод.

Боже, он такой придурок.

Я решаю не отвечать на это и снова сосредотачиваюсь на своем бутерброде. Когда он попадает мне в живот, я начинаю чувствовать себя лучше. Больше стабильной. К счастью, Сэйнт позволяет мне есть, не приставая ко мне в течение нескольких минут, и как только я закончила есть бутерброд, я быстро расправляюсь с яблоком.

— Чувствуешь себя лучше? — спрашивает он, когда в моей руке не остается ничего, кроме сердцевины.

Хотя мне неприятно давать какие-либо указания на то, что он в чем-то прав, я соглашаюсь.

— Да.

Он отталкивается от стола и крадется ко мне. Я почти ожидаю, что он попросит меня сделать что-нибудь хреновое, но он берет мой мусор из моих ладоней и говорит: — Хорошо, — прежде чем повернуться, чтобы избавиться от него.

Я наблюдаю за ним, когда он ходит по комнате, и это странный опыт, когда он так заботится обо мне. Это так нехарактерно для него, но в то же время это как-то… приятно.

Но определенно немного обезоруживающе.

Я начинаю заламывать руки на коленях, не зная, что мне теперь сказать или сделать. Мне хочется поблагодарить его, но я не хочу сдаваться. Без сомнения, он найдет способ использовать мою благодарность против меня.

Вместо этого я задаю вопрос, который вертится у меня в голове.

— Где ты был в эти выходные?

Его плечи напрягаются, затем он медленно поворачивается ко мне лицом.

— Скучала по мне? — ухмыляется он, но я вижу, что он уклоняется от ответа. В выражении его лица есть что-то. Что-то такое, от чего волосы у меня на затылке встают дыбом.

— Я подумала, что ты появишься у моей двери в субботу или воскресенье, чтобы рассказать мне о том, что произошло. Чтобы… чтобы потребовать что-то вроде…

— Оплаты? — предлагает он с тихим смешком. — Вознаграждение? Покаяние?

Я поджимаю губы, мое раздражение растет.

— Знаешь что? Забудь об этом.

Оттолкнувшись от кровати,