– Ты могла ошибиться. Я почти уверен, что не большепяти… Ну в крайнем случае шесть! – быстро сказал Поклеп.

– Восемь, уважаемый! Восемь! Сожалею, но я слишкомзанятый человек, чтобы лелеять ваши скрытые комплексы, – произнеслаМедузия сухо.

Она одарила Поклепа своим знаменитым взглядом, который вбылые времена превращал древних, но не очень долговечных греков в не менеедревний, но более долговечный мрамор. Некоторые из этих бедолаг, обнаруженныеархеологами, стоят в музеях и считаются античными статуями. Как-то, посетиводин из музеев, Медузия с грустью заметила:

– Как нелепо! Вот они тут написали: «Воин с пращой.Автор неизвестен. IV в. до н. э.». На самом деле это спартанецАгесилай, пытавшийся пробить мне голову камнем.

Одернутый Медузией Поклеп мрачно замолчал, с раздражениемпокосившись на хихикнувшего Тарараха. Разговор Поклепа и Медузии, которыйкому-то мог показаться странным, на самом деле странным не был. Речь шла овремени после прохода Гардарики, пока не погасло зарево. Длительность зареваслужила косвенным свидетельством могущества мага. Чем дольше оно сохранялось,тем значительнее были магические возможности прибывшего.

У среднего третьекурсника зарево погасало через секунду, уТарараха – через две, у Поклепа – через шесть, у Зуби – через семь, у Медузии –через восемь, у Бессмертника Кощеева и Сарданапала – через девять секунд.Больше десяти секунд зарево не держалось вообще. Ни у кого. Десять секунд –было легендарное время Древнира.

Из современных магов никто не мог повторить подобныйрезультат. Только стражи. «Ну разве что еще сюда прибыл бы Мефодий Буслаев, даи то не сейчас, а лет через пяток… Может, и вытянул бы секунд десять», – ссомнением говорили знающие. К ним, однако, не стоило сильно прислушиваться.Среди магов, особенно на Лысой Горе, полно так называемых «знатоков», и они темосведомленнее, чем скромнее их собственные дарования.

Таким образом, ревизор, проникший сквозь Гардарику, былпредположительно лишь немногим слабее Сарданапала. Магические силы егоравнялись магическим силам Медузии и превосходили – даже с некоторым отрывом –остальных преподавателей Тибидохса.

– Вот он! – сказала Зуби негромко.

Появившись из тучи, к стене скользнула фигура в темномплаще. Лицо скрывал капюшон. Лишь белый, тягостный массив подбородка выделялсямеловым пятном. Остальное находилось в тени. Маг летел неторопливо, уверенно,не глядя по сторонам. Так летают обычно люди солидные, которым полет давноперестал доставлять удовольствие и служит лишь средством перемещения.Обледеневший край плаща задирался, приподнимаемый чем-то тонким и длинным.Порой так рисуют бретеров-задир, прячущих под плащами шпагу. Однако Тарарах,хорошо знавший магов, догадывался, что это может быть чем угодно, кроме шпаги.В невоенное время истинный маг относится к шпагам, рапирам, эспадронам,полусаблям и прочим колющим и рубящим с известной долей иронии.

Вслед за Зербаганом, неуклюже вцепившись в дряхлый стул свысокой спинкой и провалившимся сиденьем, летел коротконогий пожилой карлик сжелтым пупырчатым носом и красными глазами. Вытянутые уши покрывала седаяшерсть – верный признак дальнего (а то и не очень) родства с гномами илинежитью. Другим столь же верным признаком были треугольные пильчатые зубы. Наплече карлика висела сумка с бумагами, кренившая его на сторону, точнокорабельный якорь. За ухом торчало гусиное перо с желтым магвазинным ярлычком,подтверждавшим, что гусь скончался от птичьего гриппа. Обычные циничные шуточкитемных магов.

Время от времени карлик начинал подскакивать и трясти спинкустула. Он ужасно боялся отстать от хозяина.

– А это кто? – спросил Тарарах.

– Не знаю. Впервые вижу. Вероятно, секретарь илителохранитель, – равнодушно ответил Сарданапал.

Тарарах поморщился.

– Телохранитель? Этот воробей? Не хотел бы я знать, гдесейчас те тела, которые он хранил.

– Да, верно. На телохранителя он не слишком похож.Значит, секретарь, – согласилась с Тарарахом Медузия.

Больше о карлике они не говорили. Его персона явно незаслуживала продолжительного разговора.

Перед тем как опуститься, Зербаган не без ловкости сделал ввоздухе резкий поворот и скользнул у стены всего в паре метров от Сарданапала.В сторону академика он, однако, не смотрел, упорно и явно умышленно не замечаяего.

– На чем это он летит? Не на помеле? Что подплащиком-то прячем? – с интересом спросил Тарарах. Питекантроп явнонарывался.

Сарданапал озабоченно посмотрел на него.

– Посох. Зербаган крайне редко с ним расстается, –ответил он.

– Посох? Как трогательно! Дело Гэндальфа живет ипроцветает? – не выдержала Великая Зуби.

– Зуби, спрячь зубки! У тебя глаза светятся! –шепнула ей Медузия.

Это было правдой. Когда Зуби ехидничала, у нее на самом деленачинали светиться глаза. Да еще как светиться! Сияние, дробясь на тонкие лучи,пробивалось наружу точно сквозь огромные сапфиры. На новых учеников Тибидохсаэто обычно производило впечатление. Некоторых приходилось даже лечить от заикания.

Оглянувшись на Медузию, Зуби поспешно пробурчала заклинание,спеша затемнить очки.

– Так лучше? Не заметно? – спросила она.

– Да уж, не заметно… Доброжелательнее надо быть,мамочка. Оставь пронзительные взоры василискам и… мне! – с улыбкойотвечала Медузия.

– Это не от ехидства, Меди. Совсем нет. Просто менядико раздражает, когда какой-то надутый фрукт притаскивается и… – началаЗуби, но тотчас, спохватившись, замолкла и изобразила если не приветливую, товполне нейтральную улыбку.

И в самое время. Опираясь на посох, к ним неторопливоприближался плотный невысокий человек. Свой обледеневший плащ он уже сбросил,ничуть не заботясь о его дальнейшей судьбе. Кривоватые мощные ноги гостяпоходили на дубовые корни. Казалось, он не идет по стене, а врастает в нее,столь властной была его походка. Массивная голова сидела на толстой негнущейсяшее несколько наискось и так низко, что невольно приходила на ум мысль обогромной руке, некогда вдавившей его голову в плечи. Когда нужно былоповернуться, маг делал это всем телом.